Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Он поправляет язык русского поэта довольно-таки забавным образом. Например, указывает, что мол, греческий остров надо именовать Кифера (в современном греческом-то произношении, кажется, Кифира). Но ежели сия форма и фигурирует на географических картах, то не только Поплавский, но и куда более авторитетный в сфере поэзии Г. Иванов говорят о «Путешествии на остров Цитеру»; да также обычно называют по-русски и соответствующую картину Ватто. Что до галлицизмов Поплавского, которые Аллен высмеивает, – они, в основном, умышленные, для создания местного колорита. Русскую грамматику Поплавский вполне удовлетворительно знал.

Странное впечатление производит в изложении Аллена и биография рано и трагически погибшего поэта. Остающийся темным вопрос об его смерти (cлучайность? cамоубийство? eбийство?) здесь смазан и словно бы умышленно запутан. Суть дела была ведь в том, что он отравился вместе с приятелем (имя которого долго держалось почему-то в секрете, но с недавних пор раскрывается как Сергей Ярхо). В результате чего, как в непристойных стихах Баркова[151]: «Наутро там нашли два трупа».

Аллен же зачем-то второй труп устраняет путем замалчивания, а о кончине Поплавского отзывается как о чисто случайной. Случайная или нет, но она была на почве принятия чрезмерной дозы героина. Ссылки же на Илью Зданевича, бездарного романиста, писавшего под псевдонимом Ильязд[152], только лишний раз подтверждают, что это свидетель в высшей степени ненадежный.

Примечания, подстрочные и в конце тома, представляют собой крайне курьезную картину. В них некоторые вопросы, например, о средневековых еретиках и схоластах, освещены чрезвычайно подробно. Тогда как многие другие пункты оставлены без объяснения, отнюдь бы тут нелишних. Например, многие ли подсоветские читатели, незнакомые со скандинавской литературой, поймут ссылки Поплавского на Ингрид и Сольвейг?

Во многих случаях примечания не просвещают, а дезориентируют. «Cafe des Deux Magots» переведено как «Кафе двух Маго», словно бы речь шла о какой-то семье Маго! На деле, magot по-французски это «обезьяна», «мартышка». Rue de la Montagne Sainte Genevieve объяснено как «улица Горы Сен Женевьевы», что весьма нелепо. Если уж переводить, то надо бы не Сен (!) Женевьевы, а Святой Женевьевы, или Святой Геновефы. Rue de la Gaîté, т. е. «улица Веселья», передано как улица Гэте, вызывая у неподготовленного читателя ассоциации с великим немецким поэтом. Гримуары превратились в несуществующие примуары (речь шла о средневековых сборниках магических и алхимических формул).

В одном месте из неверного перевода возникает сильное и важное искажение смысла. Старый аббат Гильдебрандт умирая, беспокоится о судьбе девушки, воспитывавшейся в монастырской школе, у которой он находил особые духовные дарования, и спрашивает у сидящей у его одра монахини:

– Marie, faut-il lui dire? – т.e.: «Мария, надо ли ей сказать?».

А это переведено так: «Мария, сказать ли ему?». Кому же это, ему? Получается галиматья, сбивающая с толку читателя, не знакомого с французским языком (а для знающего по-французски незачем было бы и переводить).

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), Рубрика «Библиография», 1 мая 1993, № 2230, с. 2.

У порога

Жутко мне стало, когда я узнал из книги Бориса Нарциссова[153] «Шахматы» (Вашингтон, 1974), что уже

Драконограмма пришла
Из пространств: «Поглощаю»,

и что астрофизики, собравшись в Паламаре, бессильно спорят:

Существо? Вещество? Естество?

а в телескопах у астрономов мельтешат

В инфракрасном какие-то перья…

Тщетно знакомые меня успокаивают, что мол ведь это – стихи, и вообще, так сказать, фантазия. Утешение плохое.

На этот счет умнее всех рассуждал когда-то И. Л. Солоневич, указывая, что у талантливых поэтов пророчества встречаются на каждом шагу. А уж что до научной фантастики, то она сбывается постоянно, почти регулярно, и со все растущей быстротой.

Вот Жюль Верн описал «Наутилус», а современным детям, наверное, даже и трудно объяснить, что тогда еще не было столь обычных теперь подводных лодок.

Он же, а за ним и Герберт Уэллс, говорили о полетах на луну; хотя, впрочем, Сирано де Бержерак[154] о них рассказал в подробностях еще в эпоху трех мушкетеров…

Но тут фантастика-то, она даже и не научная – возразите вы. Перечитайте роман Крыжановской, где она описывает нравы будущего, и сравните их с тем, что мы сейчас воочию видим… Просто кажется, что она слетала о грядущее и составила о нем яркий, но вполне реалистический репортаж!

В данном же случае, на еще более пугающие размышления наводит, что и без того нам, годы назад, блестящий обломок Серебряного века Сергей Маковский[155] сообщал:

И зверя, выходящего из моря,
Я видел, страшного очам,

а Дракон, – его нам совсем недавно детально изобразил Иван Елагин[156], и даже почитай, что взял у него интервью: