Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Не будем столь решительно осуждать Курбского, возмутившегося против свирепого монарха. Но что же сам-то Шульгин наделал, изменив Николаю Второму, царю в высшей степени кроткому и добродушному (в чем его главные недостатки и состояли)? Или надо в его словах, в книге, изданной много лет спустя (в 1930 году, в Париже), видеть выражение его раскаяния? Так или иначе, Бог его на земле сурово покарал, послав ему смерть под советским игом. Хочется надеяться, что в ином мире ему простились грехи и ошибки!

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 26 октября 1985, № 1839, с. 1.

Старый Кирибей, «Павловский гобелен» (издание ОРПР [171] , 2001)

Можно, конечно, только всячески приветствовать переиздание исторического повествования П. Шабельского-Борка[172]. Не знаем, нужно ли было сохранять в заглавии его несколько изысканный псевдоним, который здесь же затем раскрыт?

Составленное В. Зверевым введение («Памяти П. Н. Шабельского-Борк») оставляет, однако, у нас немалое разочарование. Из биографии автора «Павловского гобелена» мы узнаем лишь самые общие сведения о том, что он долго занимался собиранием всякого рода сувениров павловской эпохи, причем судьба его коллекции неизвестна; так что остается предполагать, – она погибла.

Плюс к тому, в небольшой заметке, подписанной В. М. (видимо В. Мержеевским[173]), нам рассказывается, что в 1922 году он участвовал, в Берлине, в покушении на Милюкова, при котором случайно был убит Набоков[174] (отец прославившегося позже писателя), за что подвергся на несколько лет тюремному заключению.

Чувства его вполне понятны: Милюков наделал России много зла (продолжал делать и потом, а кончил как советский патриот). Хотя умри он от пули Шабельского, – из него бы сделали героя и мученика; так что трудно судить, послужила ли бы его гибель русскому национальному делу… Смерть же ничем не выдающегося Набокова не сыграла вообще сколько-либо значительной роли в политических событиях.

Читателю, естественно, хотелось бы знать данные о жизни Шабельского-Борка, помимо указанных здесь дат его рождения и кончины (1896–1952).

Где он учился? Участвовал ли в Белом движении? Сколько времени пробыл в тюрьме (как будто – не полный срок; в связи с политическим курсом Германии)? Когда переехал в Аргентину, где он умер от туберкулеза?

Из других источников мы знаем, что он был сыном талантливой писательницы Е. Шабельской[175], захватывающе интересные романы которой о масонских интригах очень заслуживали бы переиздания! Сейчас они являются, увы, библиографической редкостью, мало кому доступной.

Переходя к содержанию, скажем, что «Павловский гобелен» есть апология незаслуженно оклеветанного императора Павла Первого, о коем в ходу множество нелепых анекдотов и недостоверных мемуарных свидетельств. Автор защищает злосчастного царя с живой горячностью, доходя до признания его святым.

И верно, что император Павел Первый имел в характере рыцарские черты, был широко образованным человеком, «обладал прекрасными манерами, был очень вежлив с женщинами», являлся, в своем роде, образцом для дворянина.

Более того, его внешнюю политику вряд ли справедливо критиковать, как оно часто делается: союз с Наполеоном против Англии мог бы оказаться, в конечном счете, весьма выгодным для России. А проникновение казаков (хотя бы маленького отряда) в Индию, бурлившую гневом против британских завоевателей, могло бы сыграть роль искры в пороховом погребе (который ведь и взорвался потом в виде восстания сипаев).

Но вот с чем трудно согласиться, это – противопоставление деятельности погибшего от руки заговорщиков императора таковой его матери.

Об эпохе которой Пушкин вдохновенно сказал:

Те времена златые,
Когда под скипетром великия жены
Венчалась славою счастливая Россия.

Совсем уж больно читать о ней слова, в помещенном здесь же стихотворении С. Бехтеева[176]:

Честолюбивая, безнравственная мать.

Правление этой матери, «матушки-императрицы», расширило пределы нашего государства, заложило начала нашей культуры и было поистине ослепительным, блестящим периодом в нашей истории.

И те офицеры, о распущенности которых («носили муфты» и пр.) так суетно порою говорится, были именно те, кто раздвигал наши границы, гром чьих побед звучал по всему миру, «потрясая Магомета», и раздражая начинавшийся бояться России Запад…

Если уж проводить между матерью и сыном параллель, то замечаешь, что она, понимая и учитывая человеческие слабости, разгадывая способности и таланты, умела окружить себя преданными людьми, и людьми с титаническими способностями (пусть иногда и с серьезными недостатками).