Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Но, хотя Мария Волкова не уступает никому из ваших профессионально эстетствующих поэтов в ощущении и восприятии красоты, для нее всегда на первом месте будет стоять – видимо, не в силу принципа, а по непреодолимой, может быть до конца неразъяснимой внутренней потребности, – моральная красота, проблема добра и справедливости. Та проблема, которую она с удивительной силой выразила в одном своем стихотворении, настолько глубоко христианском и человеческом, что мы не можем удержаться от того, чтобы привести его здесь целиком:

Не страшно то, что нет продленья срокам,
Но страшно знать, что в нас – источник зла.
Спешим, горим и будто ненароком
Чужую жизнь попутно жжем до тла.

Рвем без нужды, без ненависти губим,

На крик души бредем едва-едва
И часто тем, кого сильнее любим,
Мы говорим жестокие слова.

Неумолим закон судьбы железный:

Пощады нет ни телу, ни уму,
О, если бы дойти до края бездны,
Не причинив страданья никому!

«Возрождение» (Париж), рубрика «Среди книг и журналов», октябрь 1956, № 58, с. 145–148.

Александр Буров, «Бурелом»

По своему сюжету, книга автоматически вызывает в памяти такие вещи, как серия романов Алданова – «Истоки», «Ключ», – и даже «От двуглавого орла к красному знамени» Краснова. Не касаясь художественной стороны, можно бы сказать, что они все посвящены одной и той же теме: более или менее длительному периоду русской жизни перед революцией, и анализу корней и путей этой революции.

Цель, которую Буров[182] себе поставил, – решительное оправдание царской власти, и даже принципа самодержавия, – достаточно актуальна в наши дни. Более того: пересмотр мнений и фактов, происшедший за последнее время, безусловно, благоприятен для этой задачи. Даже самые ожесточенные враги монархии теперь бесспорно признают многое, что еще недавно они с яростью отрицали – как например личные чистоту и благородство царя Николая II и его жены, разумность и справедливость отдельных мер правительства, общую гуманность законов и администрации и т. п.

С чисто литературной точки зрения, автор взялся за очень трудное дело: дать полотно огромного размера, изобразив эпоху с конца царствования Александра II вплоть до революции. Это объясняет некоторые дефекты, пожалуй, в таких обстоятельствах неизбежные. Самым серьезным из них является то, что в романе нет полного слияния исторических событий и их оценки с личной судьбой героев, которая во многих местах идет как бы сама по себе.

Отметим еще один прием, показавшийся нам неудачным: на сцену выводятся исторические лица под едва измененными фамилиями, о которых по большей части говорится лишь мельком. Полагаем, что было бы лучше их назвать собственными именами и говорить о них правду без стеснения: или превратить их в литературные, обобщенные образы и тогда, не заботясь о точности, вложить в них побольше художественной правды. Впрочем, есть персонажи в «Буреломе», трактованные именно в этой последней манере.

Вообще же роман имеет в то же время и ряд серьезных достоинств. Он является до известной степени документом; читая его, невольно начинаешь чувствовать эпоху (наверное, у тех, кто ее знал, это чувство еще острее). Из как будто случайных замечаний и деталей, из разговоров и встреч, встают весьма рельефно настроения и мироощущение тогдашнего общества.

Интересен и тип главного героя, Димитрия Иславина, как, впрочем, и многие другие образы романа. Это в общем довольно необычный в русской литературе тип молодого интеллигента, отказывающегося принять левые взгляды. Борьба, которую он выдерживает, будучи гимназистом, а потом и студентом, является, пожалуй, самою интересною в психологическом отношении частью книги.

Нам показана не только его дальнейшая жизнь и карьера, приводящая его к богатству, но и путь его сына, делающегося уже гораздо боле последовательным верноподданным монархистом: но, к сожалению, фигура этого сына, Иллариона, дана куда более схематично, и его внутренний мир менее нам раскрыт.

По-своему ярка и личность жены Димитрия Иславина, Евлалии, проделывающей на глазах читателя довольно страшную эволюцию от очаровательного непосредственного подростка до светской дамы, за спиной у мужа замешанной в очень некрасивые аферы по устройству через дворцовые связи невыгодных для правительства подрядов по вооружению. Эта метаморфоза дана без нажима, но с убедительностью, почти незаметными для читателя переходами.