Роб:
Представь себе мое удивление, Макс, когда ты позвонил.Элви:
Да уж. У меня было ощущение, что я застал тебя врасплох. Знаешь, мне казалось, я слышал чей-то визг.Роб:
Это были двойняшки, Макс. Шестнадцатилетние подростки. Ты можешь себе представить математические возможности?[288]Итак… законное изнасилование, в котором две шестнадцатилетние девочки, возможно, совершают инцест. Обхохочешься. Я говорю обо всем этом не столько для того, чтобы лишний раз показать, как омерзителен Аллен, сколько чтобы подчеркнуть собственное сомнительное поведение. Я знал об этом много лет. Десятилетия. Некоторые его фильмы я знаю наизусть: я привел отрывок из «Энни Холл» по памяти, потому что видел его сто раз. Но я никогда всерьез не спрашивал себя, считал ли я… нормальным
то, как он описывал отношения мужчин и женщин. Затем, в 1997 г., когда Алену было шестьдесят два года, он женился на двадцатисемилетней Сун-И Превин, которую в детстве удочерила его бывшая «гражданская» жена Миа Фэрроу. Они начали встречаться, когда Аллену было пятьдесят шесть, а Превин — двадцать. До начала отношений они мало общались: Фэрроу и Аллен не были «вместе» в традиционном понимании этого слова большую часть детства Сун-И, а ключевой момент в их отношениях — когда Аллен помог ей, после того как она получила травму на тренировке по футболу. Тогда девочка училась в одиннадцатом классе[289].Есть слово, характеризующее такое поведение, и это (мучительный гортанный стон, который издают, когда сводит желудок)
.Но когда мне стало известно об их отношениях, я не издал мучительного стона. Я сделал то, что делают многие, сталкиваясь с информацией, которая противоречит их принципам[290]
, [291]: объяснил себе происходящее. Сун-И, собственно, была не его падчерицей, а приемной дочерью Мии Фэрроу. А фильмы — просто вымысел. И потом, вряд ли он первый придумал, что возможны отношения между молодыми девушками и пожилыми мужчинами! И так далее, и тому подобное. Сценарии Аллена стали своего рода расплавленным сыром на пицце моей личности: если бы я соскреб его, то понял бы комедию иначе, а значит, и сам перестал бы быть прежним. Все стало только хуже, когда много лет спустя приемная дочь Аллена Дилан обвинила его в сексуальном насилии. Детали дела отвратительны, а некоторые вызывают вопросы, но по крайней мере судья, рассматривающий дело, объявил, что поведение Аллена по отношению к Дилан было «крайне неуместным и необходимо принять меры для ее защиты»[292]. В отличие от других случаев здесь уже ничего не исправить. Но я преклоняюсь перед творческим талантом человека, чьи действия а) в лучшем случае можно назвать спорными, а в худшем — отвратительными, и б) это вопрос истории. Когда у любимой вещи или человека, которым мы восхищаемся, есть не поддающиеся изменениям недостатки и они либо не признаются в них, либо мертвы и не могут этого сделать, как, например, в случае с рабами Томаса Джефферсона или распутством и сексуальными преступлениями Кеннеди, можно изменить только наше отношение. И это очень болезненно.Опять же, философские школы, скорее всего, скажут нам, что мы должны пообещать отказаться от всего этого. Например, консеквенциализм разваливается точно так же, как и сценарий «То, что мы можем
изменить»: сначала кажется, что он допускает возможность смотреть фильмы Вуди Аллена, учитывая, как мало людей реально «пострадает» от того, что мы посмотрим DVD, который у нас уже есть. Никто бы даже не узнал, что мы его смотрели, и мы были бы счастливы. Но именно поэтому иногда аргументы консеквенциалистов кажутся нам неправильными: это один из тех моментов, когда мы отказываемся от своих личных принципов. Под удар всегда попадает то, что делает нас «нами». А утилитаристский расчет игнорирует вопросы внутреннего конфликта, связанные как с любовью к чему-то, так и со страданиями, которые она вызывает. Мы испытываем неприятные чувства при просмотре фильма, хотя сам факт просмотра не причиняет вреда и не приносит пользы другим (очевидно, расчеты сильно изменились бы, если бы мы, скажем, решили финансировать один из фильмов Аллена).