Мифы об идеальном человеке. Каверзные моральные дилеммы для самопознания

По сути, у Ролза была та же проблема с утилитаризмом, что и у Бернарда Уильямса. Как он говорил, утилитаризм «не принимает всерьез различия между людьми»[354]. Его не интересовала идея преумножения общего счастья в том виде, в котором оно существовало. Скорее, ему хотелось создать общество, которое устроило бы каждого, поскольку все знали бы, что оно устроено относительно справедливо. В этом мире томы хэнксы и серены уильямс получили бы по заслугам, их бы превозносили, но не за счет учителей, почтальонов, медсестер, механиков или кого-то еще. И хотя Ролз уделил этому аспекту немного внимания, мне нравится, что у его идеи устройства мира есть еще одно преимущество: хэнксы и уильямс всегда помнят, насколько большую роль сыграла удача, когда они проходили через портал. И именно благодаря ей они стали теми, кем стали, независимо от того, сколько у них было природного таланта от рождения и насколько усердно они его развивали.

Не забывайте про портал!

Давайте вместе с Ролзом и Фрэнком ненадолго вернемся к вопросу, заданному в главе 4: нужно ли возвращать тележку ко входу в супермаркете? Когда мы сталкиваемся с одним из таких будничных вопросов, то, применяя правила контрактуалистов, или ища золотую середину, или следуя максиме Канта, или проделывая все это вместе в любой последовательности, которую считаем подходящей, нужно помнить: если мы можем позволить себе спрашивать, что делать в той или иной ситуации, нам уже повезло. У нас есть машина, набитая продуктами — следовательно, исправная, — и роскошь задавать философские вопросы, вместо того чтобы заботиться исключительно о своем здоровье или безопасности либо о том, где взять еду завтра. Если мы будем считать, что по сравнению с другими нам повезло, мы можем позволить себе сделать немного больше, чем другие, значит, нам нужно сделать больше. И я не имею в виду везение, о котором говорил Уоррен Баффет. Просто у нас есть возможность сделать что-то, чтобы немного облегчить жизнь других людей почти без серьезных затрат. У миллиардов людей это не так, поэтому мы обязаны восполнить нехватку правильных поступков. Делайте немного больше, чем требуют этические нормы. Платите дань богам удачи. И если нам не везет, если жизнь наносит удар за ударом, сажая нашу внутреннюю батарею до 1%, мы едва сводим концы с концами, вернемся к правилам контрактуалистов: мы стремимся сделать хотя бы минимум из того, чем мы обязаны друг другу.

Мы почти закончили наше путешествие. Мы узнали, что делаем и почему, можем ли мы поступать лучше и почему это будет лучше. Мы добились успеха, мы звезды этики! Но все-таки мы слегка попали впросак. Даже не слегка. Мы знали, что так будет. В жизни, полной неизбежных забот и страданий, после нескончаемого потока неудач, больших и малых, остается одна вещь, которую нам придется сделать, и от этого ужасно тошно. Мы должны извиниться.

Глава 13. Я провинился. Мне нужно извиниться?

Любому, у кого есть дети, знакома сцена, которая у нас дома разыгрывается раз в неделю.

Ребенок 1: Па-ап! Он вырвал пульт у меня из рук и не отдает!

Ребенок 2: Но она его просто держала, он ей не нужен!

Родитель: Нельзя просто вырывать вещи у человека из рук. Это нехорошо.

Ребенок 2 (бросая пульт обратно): Ладно, вот.

Родитель: Скажи, что просишь прощения.

Ребенок 2: …

Родитель: Ну давай, попроси прощения. Извинись.

Ребенок 2: …

Родитель: Мы постоим и подождем, пока ты не извинишься. Но тебе все равно придется это сделать.

(Они стоят и ждут. Время идет: минуты, часы. День сменяет ночь. Никто не ест. Звонят телефоны, никто не берет трубку. Где-то вдалеке слышен вой одиноких волков. Песок медленно течет в часах. Цивилизации рождаются и рушатся. Леса вырастают и сгорают дотла. Напоминание о единственной неизменной вещи во Вселенной: изменение себя. И тут…)

Ребенок 2 (мямлит): Прости.

Неприятно оказываться виноватым. Чувствуешь себя мерзко. И ужасно неловко. Но извиняться еще более неприятно, мерзко и неловко. Чувствовать свою вину — это одно; извиняясь, одновременно чувствуешь вину и стыд, причем прилюдно. Но как бы нам ни хотелось избежать этого стыда после того, как мы сели в лужу, извинения — последняя часть восхождения на гору в попытках стать лучше. Это всё в одном: и знак препинания в конце аристотелевского предложения о поисках добродетели, и легко сформулированная кантовская максима, и утилитаристское средство преумножения счастья, и контрактуалистский долг, который нам под силу выплатить. Без извинений рана, причиненная моральной несправедливостью, полностью не затянется.

Но это дико неприятно!

Однако нам нужно это сделать.

Но это дико неприятно.