Мифы об идеальном человеке. Каверзные моральные дилеммы для самопознания

Франкфурт представляет себе самодовольного восторженного американца, который произносит речь в честь Дня независимости и помпезно чествует основателей, флаг, материнство и яблочный пирог. Неважно, что он на самом деле думает об Америке. Он может искренне любить страну или ненавидеть, или она ему безразлична. Не в этом дело. А в том, что говорящий хочет произвести определенное впечатление. Он не пытается искажать американскую историю. Его волнует, что о нем подумают другие[367].

У брехуна только одна цель — заставить слушателя думать о нем как о человеке определенного типа: патриоте, высокоморальном, чуткой и заботливой душе — в общем, отстоять его личные интересы[368]^, [369]. Суть брехни, по мнению Франкфурта, не в том, что это ложь, а в том, что это фальшивка[370].

Йохо поймали на неприемлемом поступке. Он оскорбил и обозвал женщину, с которой работал и которая совершила то, что он счел преступлением: не разделила его политические взгляды. Когда его поймали, самым правильным было бы извиниться. Но вместо этого он сказал какую-то чушь, чтобы другие — его политические союзники, а не женщина, которую он оскорбил, — увидели его в определенном свете. (Это свойственно не только политикам. Современные республиканцы возвели подобные речи в ранг искусства, но история политического красноречия показывает, что брехня есть в речах обеих партий.) Еще один классический прием лицемерного извинения, один из вариантов которого применил Йохо, — сказать: «Прошу прощения, если вы обиделись». Это, конечно, не столько извинение, сколько обвинение. Вы как будто одновременно говорите: «Я не сделал ничего плохого» и «Ты такой тупой, что подумал, будто я сделал что-то не то, и расстроился, поэтому мне жаль, что ты такой тупой». Извинения не отменяют нашего плохого поступка, но, когда мы искренне просим прощения, это может помочь человеку справиться с причиненными ему страданиями. Но они никак не помогут, если мы будем защищаться, отгораживаться или лицемерить; то есть если то, что мы говорим, — на самом деле не искренняя просьба о прощении.

Мы сопротивляемся и не любим просить прощения друг у друга, и это распространяется на более широкий уровень — целых институтов и государства. Периодически от американского правительства требуют принести извинения за ужасные масштабные события, произошедшие в стране: интернирование американцев японского происхождения во время Второй мировой войны, рабство или геноцид коренных американцев. Контраргумент сводится к следующему: «Это было давно. Что сделано, то сделано. Проехали». Я нахожу это… недостаточным. Если грех был совершен на уровне страны, то и извинения должны быть тех же масштабов, неважно, как давно это случилось. Попросить прощения можно в форме заявления, а лучше заявления и фактического возмещения убытков потомкам пострадавших. Но первый шаг — признание проступка.

В 1992 г. папа Иоанн Павел II принес извинения от имени своего предшественника за ошибку католической церкви[371]. Интересно, что извинялся он перед Галилео Галилеем, а ошибка была совершена в 1633 г. Галилей первым подтвердил теорию Вселенной Коперника, согласно которой Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, за что его называли еретиком и угрожали тюремным заключением, смертью и всем, что могла предложить церковь. В конце концов исключительно благодаря широкой известности его посадили под домашний арест при условии, что он отречется от своей идеи[372]. Почти 360 лет спустя папа Иоанн Павел II сказал, по сути, следующее: «Наша вина». Конечно, он слегка подстраховался, заявив, что католическая церковь просто работает с имеющийся у них на тот момент информацией, но ведь извинился. Он устранил двусмысленность этой исторической ошибки. Когда так поступают институты, они тем самым заявляют, что ошибаются и должны тем, кого обидели. Если бы вместо извинений папа сказал: «Мы никогда этого не делали, историки ошибаются, а еще церковь много занимается благотворительностью, и мы никогда не извинимся за нашу веру в Бога», — это нельзя было бы считать извинениями. Это была бы… ну, вы поняли.