Миг единый

Ох и тяжело складывались отношения между Родыгиным и Юрием Петровичем, так тяжело, что поначалу они едва не возненавидели друг друга. Дело дошло до того, что Юрий Петрович твердо решил с завода уходить, благо зовут в Институт стали и сплавов, а у него кандидатская степень. Он подал заявление об уходе, и вот тут-то и произошел перелом. Да так круто все изменилось, что теперь Родыгин не мог обойтись без Юрия Петровича. Любил и домой к нему заглянуть, и вел себя так, словно все еще чувствовал за собой вину, хотя со дня примирения прошло три года. Сейчас они были вроде бы друзьями, но вот называли друг друга по-прежнему по имени и отчеству, и не только на людях, но и когда оставались вдвоем.

Леля включила магнитофон — по заведенному порядку, в этот час они отдыхали: никаких рабочих разговоров. То была Лелина воля. Утверждая этот порядок, она ссылалась на опыт древних: беседа, мол, одно из величайших удовольствий в мире, но для нее нужен досуг. Нужен каждому, кто умеет работать; человек же, тратящий все свободное от сна время на работу, доказывает лишь, что он поставил перед собой непосильную задачу и требует от себя слишком многого… Мужчины с ней соглашались — рассуждения ее были логичны, но дело было в том, что ни Юрию Петровичу, ни Родыгину еще не приходилось встречать в своей среде людей, которые бы ставили перед собой задачи посильные… Они не спорили с Лелей, внешне подчинялись ей, а на самом деле томились, ожидая, когда смогут перекинуться соображениями о делах заводских.

Едва Родыгин заговорил, Юрий Петрович насторожился: ему подумалось, что директор сейчас скажет о завтрашнем приглашении к Николаю Васильевичу. Но Родыгин ни с того ни с сего начал рассуждать о разных уровнях управления. Он говорил: вот научный работник, исследователь может интересоваться наукой во имя науки или ради тех возможностей, которые эта наука ему предоставляет, — престиж среди товарищей, личный успех. Инженер может интересоваться созданием какого-нибудь устройства, которое работает, повышает производительность или вносит в технику какие-нибудь новые качества. Но есть такой уровень, на котором принимаются решения по глобальным вопросам. Там прежде всего интересуются не наукой и техникой, не открытием или машиной как таковыми, а конечными результатами, согласуя их с государственным престижем: безопасностью, повышением жизненного уровня, увеличением занятости… Конечно же исследования и разработки вносят вклад в достижение этих целей, однако ценность этого вклада не связана непосредственно с научной важностью открытия; и наоборот: порой многие даже блестящие исследования не получают практически никакого резонанса за пределами ученого мира…

Родыгин сидел, откинувшись на спинку стула, мягко улыбался, и можно было подумать, что, говоря все это, он любуется собой, своими словами, своим голосом. Но Юрий Петрович знал: это не так. Родыгин просто размышляет, не утруждая себя доказательствами. Если начать с ним спорить, он, возможно, и будет защищаться, но постарается увести спор в совсем иную сторону, и если завтра его спросить, о чем шел нынче разговор за столом, то, пожалуй, он и не вспомнит. И все же Юрий Петрович слушал его внимательно, ему казалось: вот-вот он уловит связь между размышлениями Родыгина и вызовом к высокому начальству.

«Он что-то знает», — думал Юрий Петрович, пощипывая пальцами узкие, аккуратно подстриженные усики. Вот же привык к ним, и Леля привыкла, хотя начал с баловства — на отдыхе решил попробовать, пойдут или нет. А когда отрастил, Леля назвала их «негодяйскими», но сбрить не заставила…

Леля вышла по своим делам на кухню, и тотчас в карих глазах Родыгина вспыхнула мальчишеская лихость — он придвинулся к Юрию Петровичу:

— Хочешь анекдот?

И стал рассказывать что-то о трех любовниках… Юрий Петрович так и не расслышал анекдота, думая о своем, и, когда Родыгин грохнул смешком, вежливо поддержал.

— Забавно, верно? — спросил Родыгин, и в это-то мгновение Юрий Петрович отчетливо понял: а ведь он ничего не знает о приглашении Николая Васильевича. И тут же возник вопрос: говорить или не говорить? Он припомнил необычную интонацию голоса Суконцева и чутьем угадал: ничего говорить не надо — Родыгина обошли не случайно. Вот вернется, тогда и расскажет; может, пустяк какой, только зря человека растревожишь… И, решив так, Полукаров больше об этом не думал…

В пять утра Чугуев подогнал «Волгу» к дому Юрия Петровича, а в начале десятого они уже были у министерства.