Миг единый

Юрий Петрович всегда чувствовал себя неуютно в этом сером старом здании, в его широких коридорах, где по обе стороны тянулись ряды дубовых дверей и светились частыми, решетчатыми переплетами внутренние окна. Здесь в любой час было многолюдно. Все куда-то спешили, торопились, но понять цель и направление этого движения было нельзя… Юрий Петрович тоже почему-то начинал суетиться, хотя это было совсем не в его характере. Потом, вспоминая свою суетливость, он досадовал, что всегда выглядит в стенах министерства провинциальным. Ему становилось неловко, он давал себе слово, что в следующий раз будет держаться так же, как и на заводе, — просто и уверенно. Но стоило ему попасть в этот длинный и широкий коридор, как уверенность покидала его.

Прежде всего надо было зайти к Суконцеву, и Полукаров зашел. Суконцев сидел за деревянной перегородкой, отделявшей его закуток от большой комнаты, где тесно стояло столов десять. Все здесь знали Юрия Петровича, и потому с каждым надо было поздороваться. Видимо, это доставляло сидящим за столами удовольствие, во всяком случае все они неизменно улыбались Юрию Петровичу.

Суконцев, рыхлый полный человек, с нездоровым в крупных порах серым лицом и маленькими глазами, завидев Юрия Петровича, механически поправил старенький галстук, который стягивал его короткую шею: воротник белой сорочки торчал концами вверх, как это часто бывает у грузных людей. Помедлив немного, словно раздумывая, он поднялся навстречу Юрию Петровичу, по-боксерски пожал ему двумя руками руку и предложил садиться.

Этот маленький закуток, где едва помещались стол, сейф и тумбочка с тремя телефонами, Суконцев называл кабинетом. Когда Юрий Петрович впервые попал сюда, то внутренне ахнул от удивления; он — в то время молодой инженер, ставший начальником цеха, — был обладателем кабинета раз в десять большего, чем у Суконцева. Но дело было не только в размере «кабинета»… По наивности своей Полукаров полагал, что у Суконцева, всегда категоричного и уверенного в себе, все должно выглядеть внушительней и основательней, чем у цехового начальника. Потом он уж смеялся над своей наивностью — понял, как отличается управленческое дело в министерстве от заводского. Родыгин как-то сказал ему: «Прикладные науки, старина, только тогда вводятся в действие, когда по-настоящему жареный петух в одно место клюнет. Нас клюнул. А они пока и телефоном обходятся. Куда им спешить?» Правда, ходили слухи, что где-то строится новое здание министерства и там будут учтены все новейшие управленческие механизмы, но это слухи, а пока…

Суконцев взял у Юрия Петровича бумаги, долго и внимательно просматривал их, делая пометки карандашом, изредка взглядывая на часы… потом двинул стулом и сказал:

— Пора. Пойдемте, провожу…

Суконцев вел Юрия Петровича коридором так, словно старался оборонить от столкновения с каким-нибудь неловким человеком. Они спустились двумя этажами ниже и попали в зону тишины: здесь не было ни беготни, ни хлопанья дверьми; двое в темных новеньких костюмах стояли возле высокой, на длинной ножке металлической пепельницы, задумчиво курили, с беспокойством поглядывая на дубовую дверь. Суконцев и Юрий Петрович прошли мимо них в конец коридора, вошли в приемную, где работали за машинками две секретарши — пожилая женщина и строгого вида девица.

— Полукаров, главный инженер из Лебеднева, — мягко сказал Суконцев, обращаясь к пожилой, и кивнул в сторону Юрия Петровича.

Женщина коротким взглядом окинула Суконцева и только после этого улыбнулась:

— Проходите, Николай Васильевич ждет.

Дальше Юрий Петрович пошел один, уверенно, сразу же освободившись от суетности и скованности: Николая Васильевича он знал, несколько раз встречался и чувствовал себя с ним свободно, особенно после случая с пуском домны…

Пуск этот должен был проходить торжественно: по расчетам доменщиков, металл они должны были выдать к девяти утра; к этому времени и пригласили начальство и прессу. И надо же было так случиться — часов в двенадцать ночи потянуло Юрия Петровича к домне… Вроде бы и дел у него там никаких не было, просто захотелось еще раз взглянуть, все ли готово к завтрашнему дню. А может быть, и вправду есть у него особый «нюх» на беду?.. У этой огромной, 3200 кубов, домны было два литейных двора. Он прошел первый — здесь все было в порядке, а вот во втором сразу же обратил внимание на летку. Сам он не был доменщиком, но производство это знал, как, впрочем, и все остальное на заводе. Летка была красной, она явно выгорала, местами образовались свищи, и из них вылетали большие белые искры. Еще немного, и металл пробьет летку, произойдет самопроизвольный выброс, зальет кипящим чугуном двор… Пуск домны отодвинется надолго. Застывший чугун придется взрывать. Юрий Петрович бросился искать начальника цеха; но тот, оказывается, уже разыскивал его по телефонам — чтобы посоветоваться, как быть…

«Немедленно выдавайте чугун!» — приказал Юрий Петрович.

«Так ведь пуск-то завтра…»

«К черту!» — в бешенстве крикнул Юрий Петрович…