Читаем Миг единый полностью

— Ну что, Михаил Николаевич, поспать удалось? — спросил он у Чугуева.

— Вполне, — ответил Чугуев, не поворачивая головы.


…Он был отходчив в гневе и потому сам не понимал, что с ним сегодня творится. Ведь было же отличное настроение, пока не столкнулся с этой дурной бабой. Забыть и не вспоминать! А вот поди ж ты — не отпускало. Он старался погасить раздражение воспоминанием о той нежности, что держалась в нем весь путь от Лебеднева до Москвы… Проснулся за пять минут до того, как звякнул будильник, проснулся, ощутив ладонью странное движение, будто стремительно перевернулся легкий, пушистый шар. Сон расслоился, он сообразил: рука лежит у Кати на животе. И тут же это движение повторилось… Катя не спала, она лежала, прислушиваясь к себе.

«Ты его слышал?» — спросила она.

«Он меня разбудил, — рассмеялся Чугуев. — Еще на свет не появился, а будит отца среди ночи».

Вот тут-то и зазвенел будильник, и заныло все тело в тоске — так не хотелось покидать теплую постель, отрывать от себя ласку Катиных рук и волос. Он коротко поцеловал ее в щеку, рывком вскочил, сразу от всего отъединившись, только нежность стала весомей.

Когда предстояло выезжать ночью или рано утром, Чугуев ставил машину под окном у Кати или возле общежития, чтобы не терять времени на поездку в гараж, и все же он едва успел к нужному часу. Юрий Петрович ждал его возле подъезда…


Черт бы побрал эту гостиничную бабу! Это же надо такое выдать — холуй, ему-то… Конечно, он успел насмотреться на разных шоферюг, что возят начальство, видел, как мотаются порой по московским магазинам со списочком, который дала начальническая жена, пока сам заседает в министерстве, видел, как носят вещички, готовят закуску и бутылку, а их хлопают по плечу: «Санька-Ванька, мой пер-р-рвейший друг, свой парень, не подведет», а тот и виляет хвостом, служит. Чугуев и дня так бы не прожил, ему и на самосвале хорошо — и заработок крепче, и время — легче: отработал смену и гуляй, а тут мотаешься весь день, еще вот и ночь прихватываешь, и никакого приработка, за что распишешься, то и есть — получай, подружка Катя… Нет, никаким бы калачом не заманили Чугуева возить начальство, если бы… Завгар сказал: «Сходи к главному, он себе водителя ищет… Не артачься, считай, что приказ. Не понравится, всегда уйти сможешь. Вольному воля — не мне тебя учить».

И он пошел… Его провели в кабинет, и едва Чугуев переступил порог, как сразу и обмер: за столом главного инженера сидел чувак из их класса, правда, взрослый и при усах, но ошибиться Чугуев никак не мог: уж очень приметный нос был у этого парня, на конце — лопаткой и приплюснутый, его за этот нос «Гусем» дразнили, но настоящая его кличка была «Москвич»… Чугуев шагнул к столу, в уверенности: сейчас тот поднимет голову от бумаг и, увидев его, засмеется, крикнет что-нибудь на веселом том жаргончике, что гулял в их времена в поселке и школе.

Главный инженер взглянул на него, отвернулся, быстро прочел ленту из-под самописов и опять посмотрел на Чугуева, но никакого удивления или радости не выказал, подвинул к себе листочек бумажки, прочел вслух: «Чугуев Михаил Николаевич, одна тысяча сорок второго года рождения, водитель первого класса» — и резким движением пальцев отодвинул от себя бумажку, так что она скользнула по гладкой поверхности стола.

«Ну что же, пойдем посмотрим, какой первый класс».

На какое-то мгновение почудилось: ошибся, но, когда главный встал, подкинув на ладони ключи, Чугуев успел прочесть на брелоке — «Полукаров»; он и прежде знал, что фамилия главного инженера завода — Полукаров, но мало ли на свете однофамильцев?

«Так вы что же, — спросил Чугуев, — меня не узнаете?»

«Узнаю, — спокойно кивнул Юрий Петрович, и глаза его насмешливо сузились. — Очень даже хорошо узнаю, Михаил Николаевич, — и, указав рукой на дверь, сказал: — Прошу».

Ошарашенный Чугуев двинулся к выходу. Может быть, опомнившись, он послал бы этого главного далеко-далеко, «где кочуют туманы», пусть его возит кто хочет, только не он. Но тут был особый случай, — Полукаров и в той мальчишеской жизни не был понятен Чугуеву, его и тогда мучила досада, что не смог его раскусить… Старая досада вернулась к нему, и он сказал сам себе: «Погоди! Такое не часто бывает. Тут надо все как следует разглядеть».

Черная «Волга» стояла на асфальтовой площадке, возле заводоуправления; Юрий Петрович сел на водительское место и, не глядя на Чугуева, спокойно ждал, пока Чугуев пристегнет ремень:

«Ну, поехали…»

Чугуев сразу отметил — машина оборудована что надо: радиотелефон, кондиционер — видно, сами смонтировали — и много другой шоферской мелочи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература
Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза