Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной

Сюэ Моухун сказал, что полностью согласен со статьей, считает ее правильной и своевременной. Он охарактеризовал статью как исключительно важную, как мощный удар по внутренним противникам реформ, догматикам, цепляющимся за устаревшие постулаты. Есть, например, люди, которые говорят, что Мао Цзэдун ратовал за коллективизацию сельского хозяйства и поэтому возвращение к индивидуальному землепользованию есть ревизия в области идеологии. Имеются и недовольные изобретением Дэн Сяопина «одно государство – две социальные системы» и т. п. Статья дает отповедь ретроградам. Время идет, ситуация меняется. Ленин во многом изменил положения, выдвинутые Марксом. Мы тоже должны творчески подходить к марксизму.

Что касается поправки, то она – мелочь, не меняющая сути статьи. Поправка внесена, чтобы успокоить горячие головы на Западе, сразу приписавшие Пекину отход от марксизма. Мы остаемся марксистами, но не хотим быть догматиками.

В заключение собеседники еще раз извинились за откровенность и излишнюю резкость в оценках, подчеркнули, что они искренние сторонники улучшения советско-китайских отношений. Сюэ Моухун, указывая на Чжун Чжи, заявил, что тот вообще просоветски настроен.

Не все, однако, кадровые работники выражались так жестко, и в любом случае в целом постепенно подходы смягчались. Официальные лица стали подчеркивать, что две соседние социалистические страны должны помириться и Вашингтону не удастся этому помешать. Звучали заверения, что подход к СССР, характерный для периода «культурной революции», не повторится. Кто-то осмеливался даже намекать, что столкновения на о. Даманский имели место по вине «банды четырех», а СССР, следовательно, не виноват.

Простые же люди все чаще называли советско-китайские отношения неплохими, а то и вообще хорошими. Многие были в курсе того, что контакты между двумя странами развиваются, достигнуты договоренности о налаживании экономического сотрудничества. А вот о «трех препятствиях» в советско-китайских отношениях, о том, что Советский Союз «угрожает» КНР, большинство как будто бы и не слышало. Некоторые очень ругали вьетнамцев: Китай, мол, так им помогал, а они превратились во врагов, напали на Кампучию, третируют хуацяо. Но это недовольство Вьетнамом не связывалось с СССР. Порой заявлялось, как нам СССР повезло, что Вьетнам не наш сосед, был бы таковым, то мы намучились бы и осознали, как трудно Китаю.

В одном из разговоров в провинции Гуандун кто-то из присутствующих посетовал, что Советский Союз держит много войск на границе с КНР, но другой участник беседы, офицер-подводник, возразил, заметив, что у Китая на границе больше войск. Затем он, правда, добавил, что советская армия гораздо сильнее китайской, она великолепно вооружена. На мой вопрос, откуда это известно, офицер пояснил, что им показывают учебные фильмы о вооруженных силах СССР, США и других стран. Остальные участники разговора присоединились к мнению офицера: советская армия очень сильна.

Никто не называл Советский Союз «гегемонистской сверхдержавой», а когда мы сами напоминали об этом клише, нас уверяли, что подобный лексикон давно уж не в моде, о нем забыли после «культурной революции». Перспектива дальнейшего улучшения отношений с Москвой, однако, не вызывала бурных эмоций. Воспринималась как закономерное следствие политики «открытых дверей». Беседуя с нами, оказывая внимание и услуги, простые китайцы, словно убеждая и успокаивая самих себя, часто повторяли: теперь Китай со всеми в хороших отношениях, мы со всеми дружим, ведь у нас – политика открытых дверей. Если радость по поводу возможного сближения с СССР и выражалась, то потому, что оно сулило увеличение иностранной помощи Китаю. Такой иждивенческий подход к внешнему миру был вообще характерен: помощь оттуда рассматривалась как естественная плата за дружбу с КНР.

При любом варианте подхода к Советскому Союзу китайцы делали акцент на том, что отношения между нашими странами уже не вернутся на уровень 1950-х годов. Чиновники, ученые и журналисты раз за разом повторяли установку: Китай не допустит, чтобы его опять подмяли под себя иностранные державы, он ни на йоту не отойдет от линии на самостоятельность и независимость. Москву просили не препятствовать хорошим отношениям Пекина с Вашингтоном и Западом в целом.

Очевидно было и то, что в целом уровень интереса к нашей стране в китайском народе оставался невысоким, особенно на юге Китая. Северяне, проживающие вблизи советской границы, все-таки проявляли заботу о дальнейшем продвижении вперед отношений с северным соседом, задавали вопросы о жизни в СССР, наших достижениях. На юге подобного настроя почти не ощущалось.