И все-таки основной темой их разногласий оставался Феофанов. Стоило Лене заикнуться о стихах и картинах Аполлинария или о своей книге, Денис моментально заявлял, что все это – дерьмо, Семена Ильича называл старым болваном, а сам музей – развалившейся избой. На все приводимые Леной доводы он невозмутимо пожимал плечами:
– Что ты мне рассказываешь, когда я видел собственными глазами.
Как-то, во время одной из особенно яростных стычек по этому поводу, Денис неожиданно предложил:
– Да что ты все о своем Феофанове! Можно подумать, кроме него никто больше живописью не занимался. Хочешь, я тебе покажу настоящую художественную мастерскую? Там куча картин, посмотришь, – закачаешься.
– Ты что, думаешь, я никогда не была в выставочных салонах? – усмехнулась Лена.
– Это не салон, а именно мастерская, студия. И ее владелец – мой знакомый. По мне, он гораздо больший гений, чем ваш неудачник Феофанов.
– Если ты считаешь его гением, значит, он – полнейшее ничтожество!
– Перестань. Нельзя мерить все одной меркой. Если ты чего-то не воспринимаешь, дело только в тебе. Изменись, и сможешь получить от жизни больше.
– Я не хочу меняться.
– Ну и черт с тобой. Но мастерскую мы все-таки посмотрим.
Лена подумала: по крайней мере, студия художника лучше, чем очередной ночной кабак. По правде говоря, она немного устала от сменяющихся, как в калейдоскопе, тусовок и была не прочь провести время с пользой для ума.
Глава 10
Мастерская оказалась полуподвальным помещением старой сталинской шестиэтажки. На металлической двери висел красочный плакат с изображением огромного кукиша.
– Это и есть проявление особой гениальности? – съязвила Лена, глядя на тщательно проработанные детали комбинации из трех пальцев.
– Это для скептиков, – пояснил Денис и толкнул дверь.
Взгляду Лены представился узкий и длинный коридор с абсолютно голыми бетонными стенами и грязным линолеумом на полу.
– Интерьер оставляет желать лучшего, – заметила она и поспешила вслед за Денисом. Они прошли коридор насквозь и очутились в просторной комнате со множеством зарешеченных окон, сплошь заставленной мольбертами. Комната была проходной, с обеих ее сторон располагались открытые дверные проемы, ведущие в соседние помещения.
У одного из окон на сложенных горкой физкультурных матах боком, неподвижно сидела обнаженная девушка с длинными темно-каштановыми волосами, спадающими ниже талии, и грустными карими глазами. Кроме нее, в комнате был и другой народ – молодые люди в затасканных и драных джинсах, пожилая тетка в темных очках с соломенно-желтой шевелюрой, мальчик лет пяти, хорошенький и перемазанный соплями и шоколадом.
Каждый из обитателей существовал совершенно автономно: кто-то читал, кто-то сосредоточенно клал мазки на холст, соломенная тетка помешивала шпателем в высокой стеклянной банке, малыш хлюпал носом и подбирал с пола обрывки бумажек. В самом углу спала, свернувшись калачиком, рыжая дворняга с острыми ушами, выдававшими в ней полублагородное происхождение.
На вошедших никто не отреагировал, за исключением девушки-натурщицы. Та, едва завидев Дениса, тихонько взвизгнула и, вскочив с матов, повисла у него на шее.
– Ден! Ты где был? Почему не приходил так долго?
– Алка, ты меня задушишь, – со смехом проговорил Денис, – и вообще, шла бы ты оделась, что ли, а то как-то неприлично.
Он весело покосился на Лену, стоявшую чуть поодаль. Та рассматривала девушку пристально и с любопытством.
– Да, сейчас, – тут же согласилась кареглазая и, не обращая на Лену ни малейшего внимания, потянула Дениса за руку. – Пойдем со мной, я тебе кое-что расскажу.
Тот кивнул и кинул на Лену вопросительный взгляд.
– Я вернусь через пару минут. Картины вон там, – он указал на соседнюю комнату. – Пойди пока посмотри.
Лена молча наблюдала, как они уходят. Девушка ей понравилась, несмотря на некоторую странность и совершенное бесстыдство. В ней было что-то детское, наивное – от Ритки, или даже скорее от Валюшки, всегда отличавшейся трогательной доверчивостью. Да и лет ей совсем мало, не больше семнадцати, а то и меньше.
Она постояла немного посреди комнаты, а потом неуверенно двинулась туда, куда сказал ей Денис. Слева от основного помещения оказалась тесная, узкая, как пенал, клетушка, стены которой были сплошь увешаны картинами. В основном это были портреты обнаженных женщин разных возрастов, сложения и мастей – брюнеток, блондинок, шатенок, огненно-рыжих. Лена тотчас заметила среди них кареглазую красотку – кажется, она была любимицей художника, во всяком случае, ей он посвятил наибольшее количество работ.
Полотна показались Лене действительно не лишенными оригинальности и мастерства: в них живо чувствовалась динамика, цвета были страстными и даже несколько агрессивными, линии рисунка острыми и изломанными. Она уже успела осмотреть половину работ, когда неожиданно почувствовала спиной чей-то пристальный взгляд. Оглянувшись, Лена увидела на пороге клетушки представительного мужчину лет сорока пяти, плотного и коренастого, одетого в строгий черный костюм и белую рубашку.