— Вот и ладно, — произнесла она тихо, на мгновение склонила голову и, выпрямившись, с довольным лицом быстро вышла за дверь.
Следом за матерью проскользнула и Вера, а через мгновение уже вошла с белоснежной камчатной скатертью, которой тут же накрыла широкие, плотно пригнанные доски стола.
— Вот ведь, княже, мы с тобой не думали, не гадали и на пир попали, — проговорил воевода, демонстративно почесал затылок, усмехнулся. — Экая напасть.
— Какая ж это напасть, Егор Тимофеевич? Тебе ли о том говорить. Побойся Бога! Ты ж мне сколько раз обещал, что хлеба, соли в моем доме отведаешь, а все мимо ездишь, а коли заглянешь, так и то на бегу, меж делом. Все спешишь куда-то, — с шутливой обидой в голосе ответил на сетование воеводы посадник.
— Видишь, Василь Алексич, не случилось бы счастья, да несчастье помогло, — примирительно сказал князь.
Он понял, что теперь уж им будет не до серьезных разговоров, и, почувствовав за шутливыми словами посадника хорошо скрываемую обиду, поддержал своего воеводу в этой вроде бы несерьезной перепалке.
— Ты уж на нас обиды не держи, — сказал он, — сам ведь знаешь — хлопот что у меня, что у Егора Тимофеевича полон рот, потому и за столом некогда нам рассиживаться. А то, что ты хозяин хлебосольный и потчевать умеешь, мы еще в первый день, как в Москву прибыли, поняли, да и потом мы у тебя так наугощались, что еле до палат добрались.
Посадник еще не успел ничего ответить, лишь довольно улыбался, услышав от князя добрые слова о себе, как в горницу вошла Анастасия Петровна. Она внесла большое блюдо, на котором высилась стопа блинов, быстро поставила на стол и тут же вышла, а через миг вернулась с другим, на нем тоже были блины. Вера тоже несколько раз порхала от стола к двери, и через несколько мгновений скатерть уже была заставлена блюдами с блинами, разными плошками, корчажками и сулейками. В довершение холоп внес тяжелую братину. Уцепившись за ее край, покачивались в такт его шагам небольшие черпальца, глухо постукивали о пузатые бока посудины.
Гости с некоторым удивлением и даже восхищением взирали на действо, а хозяин с нескрываемым удовольствием наблюдал за их лицами. Все это движение, запахи, которыми наполнилась горница, совершенно не давали сосредоточиться на разговоре, и мужская беседа как-то сама собой иссякла.
Водрузив расписной глиняный кувшин с квасом, которому едва было найдено место между блюдами, хозяйка посмотрела критически на разносолы и, удостоверившись, что, кажется, ничего не забыто, произнесла своим мягким завораживающим голосом: «Кушайте, гости дорогие». Она повернулась, чтобы покинуть горницу, но князь остановил ее.
— Нет, милая Настасья Петровна, так не годится! — сказал он очень строго. — Мы, чай, не на дружинной трапезе, а в дом к другу своему пришли, за семейным столом посидеть. А что ж за семейный стол ежели хозяйки с детьми за ним места нет? Прав я, Егор Тимофеевич?
— Прав, княже! — подтвердил с готовностью воевода, про себя оценив по достоинству сказанное князем.
Жена посадника стояла в нерешительности у двери, удивленно смотрела то на князя, то на мужа, не зная, что ей делать, но гость за нее все решил.
— Поспешай-ка к столу, хозяйка, да детишек не забудь с собой усадить! — сказал он строго и повторил опять: — Поспешай, а то блины остынут!
— И Петра? — все еще недоумевая, спросила женщина.
— А как же без него, — усмехнувшись чему-то, ответил князь.
Она вышла за дверь и у дальней стены, под небольшим оконцем, через которое в сени лился солнечный свет, увидела своих сыновей. Они сидели на большом сундуке, словно нахохлившиеся птицы, и с каким-то презрением наблюдали за суетой, царившей вокруг. Мать позвала их, и они нехотя покинули свой «насест».
— Вас за стол зовут, — сообщила она детям и с удивлением увидела, как равнодушное, слегка презрительное выражение на их лицах сменилось восторгом, смешанным со страхом. — Смотрите, нас с отцом не опозорьте, — сказала она мягко и легко провела теплой ладонью по их головам, то ли поправила разметавшиеся волосы, то ли погладила.
Открыв дверь, она пропустила детей вперед, немного подтолкнув замешкавшегося Петра, и потом, взяв его за пухлую руку, повела к столу, думая, что хоть и не по порядку это — с гостями за стол детей сажать, — но раз того сам князь хочет, значит, так тому и быть.
— Вот и ладно, — сказал довольный своей затеей князь.
Застолье потекло своим чередом. Гости нахваливали стряпню. Хозяйка смущенно улыбалась, опустив глаза, говорила, что без дочкиной помощи ей бы не управиться. Вера краснела и бледнела от внимания, к ней обращенного, и почти не притрагивалась к еде. Посадник тоже не столько ел, сколько наблюдал за детьми, но они вели себя достойно, и Василий Алексич, немного успокоившись, активно включился в общий разговор.