Микаэл Налбандян

«Мы не утверждаем, что все стали земледельцами, — одновременно предупреждал возможные нападки оппонентов Микаэл. — Но все-таки большая часть нации должна заниматься земледелием, меньшая же часть — перерабатывать и сбывать продукты ее труда, чтобы сохранять соответствие между разными отраслями хозяйственной деятельности и изжить нищету».

Разве мало можно сделать на земле, где размножается всякий домашний и рабочий скот, где произрастает хлопок, пшеница, рис, рожь, свекла, где может развиваться шелководство и шелкоделие? Но армянину, привыкшему идти по одному пути, трудно свернуть на другой…

«Тяжелое облако печали омрачает наше сердце, когда мы видим, что англичанин направляется в Канаду, Австралию, Индию, француз покидает свой вечно беззаботный, веселый, радостный Париж и направляется в адское пекло Африки, чтобы добыть себе кусочек земли и обработкой ее обеспечить свое будущее, а наш армянин…

А наш дорогой армянин, совершенно не желая задумываться о своем будущем, бросает свои земли и сосредоточивается в городах. Может, мелкая торговля, посредничество или перевозка товаров имеет в его глазах большую ценность? Мы с горечью признаемся в этом, но скрывать то, что мы чувствуем, было бы не только лицемерием, но и низостью».

Пусть армянский купец хоть тысячу лет вывозит товар из Европы и продает или отправляет чужие товары в Европу — нации от этого ни тепло ни холодно. Сам купец от этого, может, и разбогатеет, но помочь изжить ту нищету и бедность, что царят среди армян, эти купцы не в состоянии. Может, удастся выправить положение с помощью новых столбов-подпорок? Увы, нет, ибо никакое здание не может устоять, если слаб сам фундамент, говорил Налбандян и предлагал: «Надо обновить фундамент, укрепить и усилить его, чтобы мог он выдержать то, что возведено на нем».

В не столь уж далеком прошлом Налбандян обусловливал национальное самосознание, национальное единство и национальный прогресс одним лишь просвещением. Но сейчас, когда дело дошло до «укрепления основ» и когда с пятью-десятью соратниками приступил, и не без успеха, к делу просвещения нации, Микаэл был уверен, что эти пять или десять человек не в состоянии просветить огромную массу народа, если сам народ не стремится к просвещению.

Может ли народ, озабоченный лишь хлебом своим насущным и нуждами семьи, размышлять о свете и тьме?

Нет, не может, приходил к однозначному выводу Налбандян. «В рабстве, в нищете нет и не может быть просвещения!»

Особенно беспокоила Микаэла судьба той части армянского народа, которая волею исторической судьбы оказалась под властью Турции. Армянский крестьянин здесь сеет и жнет ровно столько, сколько необходимо, чтобы кое-как продержаться в течение года. Большего достичь армяне не могли, а если б даже могли, то это все равно оказалось бы бесполезным, ибо они жили «среди парализованного, каким являются турки, народа, у которого не было и никогда не будет какой-либо деятельности», а это значит, что сельскохозяйственные товары армян не нашли бы спроса.

Каким же, по мнению Налбандяна, был выход? Разумеется, и речи не могло быть о том, чтобы армяне хоть ненамного отстали от всеобщего прогресса, дабы привести в порядок все то, что на протяжении многих лет и десятилетий предавалось забвению. Все надо делать параллельно, не впадая в панику и не отчаиваясь. У Микаэла накопился уже долгий опыт такой многогранной работы, и он, как всегда, был убежден, что армянский на под прислушается к его словам.

Пока армянский народ не имеет истинного земледелия со всеми его отраслями, до тех пор и армянская торговля будет всего лишь в услужении у Европы. «А с того дня, когда народ начнет обрабатывать землю, когда армяне вернутся на свою родину — благодатную, но ныне почти безлюдную и невозделанную родину, — тогда оживет и армянская торговля, — думал Налбандян. — И с того дня купец не только освободится от роли жалкого приказчика европейцев, не только встанет на собственные ноги, но и повернет поток европейского золота и серебра внутрь своей страны!»

II, нисколько не опасаясь, что его могут обвинить в бесплодном фантазировании, — а ведь немало было среди армян таких, кто жил без мечты, без капельки воображения, то есть фактически прозябал, а не жил, — Микаэл Налбандян открывал перед своими соотечественниками прекрасные перспективы промышленного переворота.

«Многие машины, которые в Европе работают силой огня и пара, в Азии могут работать силой бешено низвергающейся с гор воды, на которую не нужно тратить тех денег, что тратят европейцы на уголь или дрова. И тот товар, сырье для которого во многих случаях вывозилось из Азии в Европу и в переработанном виде возвращалось обратно в Азию, пройдя через несколько рук, можно будет более дешевле и того же качества производить в Азии».

Мысли о революции и политической экономии уводили Микаэла еще дальше.