Микаэл Налбандян

В переживаемое нами время нужно быть последовательным и верным своим убеждениям вплоть до риска своей головой, потому что эта последовательность и эта верность составляют единственную охрану нашего достоинства. Очень трудно быть последовательным, но позорно не быть таковым.

Михаил Бакунин

Через несколько дней после того, как Микаэл Налбандян пересек Ла-Манш, Александр Герцен уже знал, что этот «добрейший, благороднейший человек, золотая душа», при всей своей исключительной занятости обещал Бакунину во что бы то ни стало доставить ему жену из Сибири в Петербург.

Известие это оказалось для него неприятным сюрпризом и дало повод к справедливому гневу. Нам неизвестно, какой тяжелый разговор произошел за стенами Орсет-хауза между Герценом, Огаревым и Бакуниным. Однако продолжением этого разговора стало письмо Герцена Тургеневу — письмо, которое не только предупреждало, а попросту запрещало.

Александр Герцен — Ивану Тургеневу.

9 апреля 1862 г.

«Налбандян очень и очень честный человек. Не вели ему возить сюда жену Бакунина. Прилагаемое письмо отдай Налбандяну, если он не уехал».

Нетрудно угадать, в чем пытался переубедить Герцен Налбандяна в «прилагаемом письме». Дело было вовсе не в жене Бакунина, вызволить которую из ссылки обязан был каждый настоящий друг и товарищ, а в том — ив Лондонском центре прекрасно понимали это, — что, обращаясь с подобными просьбами к одному из своих соратников, можно было просто-напросто провалить дело. Как, к сожалению, и произошло в действительности, подтвердив наихудшие опасения Герцена. И это при всем том, что Лондонский центр всячески старался удержать Микаэла Налбандяна от организационно-политической работы, так как на него была возложена вся тяжесть руководства кавказским и армянским национально-освободительным движением.

Но ни Герцену, ни Тургеневу не удалось заставить Микаэла отказаться от данного слова…

И в этом опять же был весь Налбандян — исключительно преданный, с обостренным чувством товарищества и совершенной гармонией слова и дела.

Может, именно в этой цельности Налбандяна и скрывалась причина того, что многочисленные враги и недруги из соотечественников люто ненавидели его, а в чужой среде его сразу же признавали за настоящего деятеля и любили безоглядно.

На сей раз очередной «жертвой» обаяния Микаэла стал Иван Тургенев, поспешивший поделиться своими впечатлениями с Бакуниным и Герценом.

Михаил Бакунин — Микаэлу Налбандяну,

24 апреля 1862 г.

«…Я, мы все очень рады, что вы так полюбились старому Тургеневу, а так как чувства всегда бывают взаимными, то и он, без сомнения, вам полюбится не менее. Я получил его письмо и буду отвечать сегодня вечером».

Иван Тургенев — Александру Герцену.

28 апреля 1862 г.

«Налбандян истинно отличный малый, и я его искренне полюбил!»

…А Михаил Бакунин впал в панику. Предполагая, что Герцен не ограничится одной лишь беседой с ним, а всячески постарается удержать Налбандяна от чреватого многими опасностями намерения (предположения эти, как мы теперь знаем, вовсе не были безосновательными), Бакунин слал в Париж письмо за письмом, делясь то своими тревогами о судьбе жены, то советами по организации деятельности революционного и освободительного движения.