Микаэл Налбандян

Михаил Бакунин — Микаэлу Налбандяну.

24 апреля 1862 г.

«Мой милый Налбандян, вы верный друг и славно исполнили свое обещание. Спасибо вам. Теперь только две просьбы, постарайтесь, чтобы деньги жене были высланы скорее, а, во-вторых, о том, следует ей пли нет ехать в Лондон, ни с кем, даже с моим семейством, не говорите…

Моя же непременная воля, чтоб она как можно скорее прибыла в Лондон… И так, любезный друг, сосредоточьте на первое время всю свою энергию на скорейший приезд моей жены из Иркутска в Тверскую губернию… Об остальном перепишемся позднее, ведь у меня ваш адрес есть. Вы знаете, куда адресовать ваши письма, и лексикон у нас также есть».

Вторым человеком, кому Бакунин мог доверить переправить жену, был его старый друг Тургенев. Тот обещал приехать на несколько дней в Лондон, но все откладывал поездку. А Бакунин в нетерпении теперь просто умолял Налбандяна:

«Да вытолкайте же его скорей из Парижа, нам смерть как хочется с ним повидаться, и я надеюсь, что он пробудет с нами не менее недели».

Через несколько дней Микаэл получил еще одно письмо.

Михаил Бакунин — Микаэлу Налбандяну.

6 мая 1862 г.

«Любезный друг, надеюсь, что это письмо застанет вас в Париже. Тургенев в самом деле начинает превращаться в сказочное существо, не подчиняющееся ни логическим законам, ни математической вероятности. Когда он выедет из Парижа, когда будет в Лондоне, когда возвратится в Россию, — этого, видно, никто, даже он сам, сказать не может. А между тем деньги должны быть посланы моей жене как можно скорее… Поэтому, прошу вас, переговорите с ним толком, или лучше еще — покажите ему это письмо. Он не рассердится. Постарайтесь узнать от него как можно быстрее и определеннее, в какое время вы можете получить от него, разумеется взаймы, на имя братьев, обещанные им 2000 руб… Переговорите ж с Тургеневым, пусть же он вам дает определенный путный, деловой ответ. Может пли не может? И когда может? Чтобы вам можно на это положиться. Если не может, и если есть даже неверность, неопределенность, сомнения в возможности — пусть скажет ясно. Тогда я должен буду прибегнуть к другим средствам, ибо, повторяю еще раз, жена не должна оставаться ни на минуту долее в Сибири. А почему не должна и не может, это уже мое дело, не подлежащее ничьему суждению. В Тургенева вера моя была бы безусловна, если б в нем не было чего-то иррационального, непредвиденного, — а главное, — магнетически его удерживающего в Париже и отталкивающего от Лондона, чего-то обманывающего все расчеты. На вас же я полагаюсь вполне…»

Но вскоре Бакунина стала беспокоить «медлительность» уже Налбандяна, и очередное его письмо начиналось теперь просто отчаянными строками: