Михаил Катков. Молодые годы

Прошло около двух лет после возвращения Каткова в Москву, но как сильно изменились отношения западников и славянофилов. Грановский пытался получить разрешение на издание журнала западнического направления, но потерпел неудачу. Киреевский вступил в редакторство «Москвитяниным», но разногласия с Погодиным заставили его совсем скоро оставить это предприятие.

В том же 1845 году диссертация Каткова была окончена и опубликована в типографии Московского университета. Накануне диспута все желающие могли с ней ознакомиться. Отзывы на диссертацию поместили и ведущие толстые журналы — «Отечественные записки», «Современник», «Москвитянин».

В заголовке значилось: «Об элементах и формах славянорусского языка». Термин «славянорусский» Катков использовал в том смысле, в каком употреблял его еще Ломоносов, подчеркивая место русского языка в славянской семье, а славянских языков — в числе иных индоевропейских языков. Во вступлении он указывал, что намерен придерживаться в исследовании историко-сравнительного метода, которому, несомненно, был обязан Якобу Гримму. Они познакомились в Германии, где Катков начал, а по возращении в Россию продолжил внимательно изучать новейшие труды Гримма: «Немецкую грамматику», введение к переведенной Гриммом «Грамматике сербского языка» Вука С. Караджича и другие. Задачей было поставлено выявление путей обособления древнерусского языка из славянской семьи[387].

Первая часть диссертации, «Об элементах», была посвящена фонетическому строю русского языка, прослеживаемому автором в сравнении с иными языками индоевропейской семьи (санскритом) и славянскими языками (сербским, чешским). Рецензент «Отечественных записок» особо отметил «любопытнейшие» выводы Каткова об ударении. В современном ему русском языке ударение и долгота гласных («протяжение») совпадали. Однако так было не всегда, полагал Катков. В древних славянских языках долгота и краткость гласных различались, в дальнейшем между этими началами велась борьба. Исследование других славянских языков показывало, что в некоторых, например чешском языке, сохранились различия в долготе и краткости гласных, в других, как в польском, — долгота совпадала с ударением.

Из этого наблюдения Катков делал важный вывод не только об этимологии, звуках, произношении, но и значении разговорной русской речи, в частности образованного круга, где царствовала речь французская. Он обращал внимание, что современный ему язык лишен подчас ударения, тона и, что главное, — души. В то время как речь наших предков отличалась мерным течением и складом, подобно музыкальному строю, что ярко запечатлели древние памятники народной речи. Например, многосоюзие, повторения, дополнительные частицы, запечатленные в древних грамотах, создавали свой ритм и размеренное течение[388].

Диссертация демонстрировала прекрасное знакомство автора с современной ему научной литературой. Среди авторов, сочинениями которых оперировал диссертант, помимо Якоба Гримма, были Пропп, санскритолог Харви, славист Шафарик. Катков не просто механически собрал данные, которые к тому времени успела накопить европейская наука о языке. Он применил методологию сравнительного языкознания, чтобы по-новому взглянуть на явления в истории русского языка. Для своего времени работа Каткова была новаторской, а отдельные ее положения сохраняют научную ценность и до настоящего времени[389].

Диспут Каткова состоялся 9 июня и, как единодушно отмечали наблюдатели, прошел с исключительным успехом для автора. Катков прекрасно отразил возражения профессора Студитского и продемонстрировал владение современной научной литературой. «Утешительное явление», — записал в дневнике присутствовавший на защите М. П. Погодин[390].

Успешное завершение работы над диссертацией позволило Каткову занять должность адъюнкта философского факультета Московского университета. Он оставил гостеприимный дом Хомякова и переехал на Трубный бульвар, близ церкви Спаса на Песках[391].

О Каткове-преподавателе сохранились воспоминания современников, позволяющие реконструировать атмосферу занятий. Михаил Никифорович читал в большой или малой словесной аудитории на первом этаже университета. Малая аудитория, вмещавшая около шестидесяти студентов, никогда не пустовала. Катков приходил спустя пятнадцать — двадцать минут после звонка, проходил к кафедре и приступал к лекции. Лекции Каткова отличались глубиной и строгой научностью изложения. В курсе логики Катков фактически знакомил студентов с основами методологии научного исследования, вопросами об отношении бытия к сознанию, реального и логического и т. д. Многим слушателям изложение Каткова казалось труднодоступным. По этому поводу Чичерин говорил, что «никто из слушателей не понял ни одного слова из всего того, что читал профессор»[392]. Надо отдать должное, Катков хорошо представлял себе затруднения студентов.