Михаил Коцюбинский

Она только теперь как следует осознала свое безысходное положение. Больше сидела дома. Но время шло, и она чувствовала, что не сможет примириться с таким существованием. Как-то под утро она вышла в сад. Мы, девочки, видим ее через окно: она блуждает узкой тропинкой вдоль забора. Мы взволнованы, так как давно заметили, что с Лидией творится что-то неладное. Невпопад отвечает, а чаще вообще промолчит. Поминутно оглядываясь, она пыталась накинуть петлю на ветку. Руки у нее дрожали. Мы замерли… но тут у нее вдруг упали руки; почти теряя сознание, она опустилась на скамью, вкопанную под вишней, и горько зарыдала.

Михаил Михайлович был надломлен всеми этими переживаниями. Лицо стало прозрачным, начались приступы.

Долго еще отец чувствовал себя слабым. «Как только приехал я из Кононивки домой, свалились на меня всякие неприятности, хлопоты, горести и скрутили меня так, что я еще хуже стал, чем до своих вакаций. Самое главное, я утратил душевное равновесие и еще более слаб душой, нежели телом», — жаловался он в письмах. «Не везет мне: вот уже больше месяца сильно болею, чуть было не скончался, так как болезнь моя началась таким сильным нервным припадком, что я сорок часов кричал, как сумасшедший, и никакие лекарства не могли ничего сделать, даже морфий и хлороформ… — и еще не знаю, скоро ли выйду из дому»[58].

Вопрос о серьезном лечении отца встал со всей остротой. Снова деньги… Нужно их достать любой ценой… А тут еще старший нотариус Чернигова не соглашается утвердить вторую закладную на дом — дескать, составлена она незаконно, с преуменьшением суммы первой.

4 ноября 1910 года Черниговский государственный банк вновь напоминает писателю об уплате долга: «Во избежание публикации о продаже заложенного Вашего недвижимого имущества, Правление Банка покорнейше просит Вас поторопиться взносом причитающихся от Вас срочных платежей»[59].

Помню, как приходил банковский чиновник, описывал наше имущество, осматривая и ощупывая каждую вещь, как угрожал продать на аукционе письменный стол отца, шкафы с его библиотекой, рояль, трюмо, мягкую мебель и картины. Родители волновались. Мама с ног сбилась, занимая у знакомых деньги.

Тем временем Ольга Михайловна под именем Лидии Михайловны Коцюбинской жила то в Швейцарии, то во Франции и Италии. Через несколько месяцев, в конце 1908 года, она возвращается в Гадяч Полтавской губернии и там выходит замуж за бывшего студента Харьковского университета Павла Андреевича Шинкаренко, который был назначен контролером винокурен в Гадяче.

Священник Хоб, венчавший молодых, был весьма удивлен тем, что невесте по паспорту сорок лет, а перед ним стояла стройная, по виду не более тридцати лет женщина.

Вскоре у четы Шинкаренко родились две дочери. Прошло еще немного времени, и Павел Андреевич умер от туберкулеза. Ольга Михайловна осталась вдовой.

Никаких связей с семьей брата она не имела, боясь раскрыть тайну. Понимая огромную ответственность, которую взяли на себя Михаил Михайлович и его семья, Ольга вынуждена была в какой-то мере прекратить революционную деятельность. Материальное ее положение было тяжелым. Но летом 1913 года Ольга Коцюбинская под именем Лидии Михайловны Шинкаренко неожиданно появилась с детьми в Чернигове. Остановилась в гостинице. Выходила на улицу только в шляпе под вуалью. Один-единственный раз решилась Ольга Михайловна прийти и к нам с детьми.

А вот как встретились на людях обе Лидии Михайловны. Тетя Лидя гуляла со мной и Оксаной возле Екатерининской церкви. Издалека мы увидели на скамейке женщину в черной юбке. С нею две девочки трех-четырех лет. Обе женщины пристально смотрят друг на друга. Ни одним движением они не выдают себя. Нас, подростков, от страха бьет лихорадка.

Позже империалистическая война забросила Ольгу в Румынию в город Бакеу, где она заведовала питательным пунктом. В Бакеу она встретила и революцию 1917 года, не зная, что сестра Лидя, давшая ей паспорт, а с ним и волю, умерла в 1916 году. Затем Ольга вернулась в Россию.

На протяжении всей своей жизни Ольга Михайловна стремилась быть полезной народу. Живя в селе, собирала вокруг себя девчат и читала им запрещенные книги, помогала голодающим беженцам из Поволжья, делилась с ними последним куском хлеба, не раз вступала в отчаянный спор с попом, пытаясь ограничить его влияние на крестьян, особенно на школьников. А в первые годы Советской власти активно выступала против кулачества.

Во время эпидемии тифа Ольга Михайловна обходила тяжело больных крестьян, лечила и ухаживала за ними. Заразившись сыпняком (болезнь к тому же осложнилась еще и воспалением легких), она 22 мая 1922 года умерла. Похоронили ее в саду возле школы села Демина Балка, недалеко от Хорола на Полтавщине, где она учительствовала. Похоронена под именем Лидии Михайловны. В последние годы ее могила разыскана. Школьники из Деминой Балки помогли ее восстановить, и на постаменте могилы под фотографией написано ее настоящее имя — Ольга Михайловна.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ К ГОРЬКОМУ