Михаил Коцюбинский

Коцюбинского интересовало оформление сборника его рассказов, который должен был выйти из печати под названием «Тени забытых предков». Он заказал виньетку Жуку, который нарисовал щезника в обрамлении фантастических крыльев.

Горький, не зная о безнадежном состоянии Коцюбинского, приглашал его в письмах участвовать в журнале «Современник»: «С января 913 года реформируется журнал «Современник»… Обращаюсь к Вам с просьбой: нельзя ли к январской или февральской книжкам «Современника» дать статью на тему «Культурные запросы Украины»? Затем был бы очень нужен очерк по истории украинской литературы. Помогайте, Михаил Михайлович».

«…Поддержите! Нет ли небольшого рассказа из старых, не переведенного еще на великорусское наречие?»

Но болезнь настолько обострилась, что о работе нечего было и думать.

Он почти ничего не ел. Как ни изощрялась тетя Лидя, все ее попытки оставались втуне: отец не притрагивался к еде. Пригласили из ресторана специального повара. Он мастерски готовил заливную рыбу, художественно разукрашивая ее цветами из моркови, свеклы, лука. Для охлаждении рыбу поставили в сенях, и я поминутно бегала туда проверить — застыло ли желе. Так хотелось, чтобы отец поел…

12 апреля в 2 часа 20 минут пополудни Коцюбинского не стало.

Смерть отца произвела на семью страшное впечатление. Не верилось, что его может не стать. Вспоминалось, как не так уж и давно, погожим июльским днем, мы, дети, вместе с отцом и матерью гуляли по склонам Болдиной горы. Отец стоял, опершись на свою палку, и задумчиво смотрел на зеленые луга. Вдали раскинулся массив соснового леса… Еще дальше несла свои воды Десна. Отец очень любил это место. Здесь было столько простора, красок, солнца!..

Его тонкая, чуть согбенная фигура в белом костюме и каприйской панаме отчетливо выделялась на фоне синего неба и зеленых просторов.

— Когда я умру, похорони меня, родная, на этом месте, — сказал он, повернувшись к маме.

Через несколько дней после кончины отца Александр Олесь от имени редакции «Литературно-научного вестника» обратился к Горькому с просьбой написать воспоминания о М. М. Коцюбинском.

Алексей Максимович ответил: «Любезный и уважаемый Олесь! Посылаю Вам несколько страничек воспоминаний моих о Михаиле Михайловиче. Очень огорчен я его уходом из мира нашего, люблю я Михаила Михайловича, хорошие отношения были у нас»[83]. «Знаем, что излишни слова сочувствия горю Вашему, — обращается Алексей Максимович в телеграмме к маме. — Почтительно кланяюсь Вам, крепко обнимаю детей; большого человека потеряла Украина, долго и хорошо будет помнить она его добрую работу»[84].

Глубокой верой в народ, в силу жизни звучат слова Горького, обращенные в эти печальные дни к черниговцам: «Смертен человек, народ бессмертен. Глубокий мой поклон народу Украины»[85].

Даже после смерти отца жандармы не оставляют нас в покое. Усиливается наблюдение за усадьбой писателя, следят, чтобы из дому не вынесли какой-нибудь нелегальщины. Сыщики обнаглели, даже не пытаясь сохранить свое инкогнито, и целыми днями просиживали на скамейке возле усадьбы Руцких, недалеко от нашего двора, наблюдая за двигавшимися к нам беспрерывным потоком людей.

С полицией блокировалось и духовенство. Желая выполнить завет отца — похоронить его на самом высоком месте Болдиной горы, мама обратилась за разрешением к черниговскому архиерею Василию, так как эта гора принадлежала владениям Троицкого монастыря. «Там стоит царская беседка, — надменно возразил архиерей. — Приедет царь, будет отдыхать — и вдруг рядом могила!..»

С величайшими трудностями удалось добиться разрешения похоронить отца на другом крутом уступе горы.

Во время похорон полиция всеми способами пыталась приуменьшить торжественность траурной процессии, не разрешила нести венки перед гробом, следила, чтобы красные ленты на венках, которые везли на колесницах, были завернуты.

Полиция запретила петь хору семинаристов, а также выступать с речами на могиле и фотографировать.

Об этих запретах с возмущением говорил в IV Государственной думе депутат-большевик Г. И. Петровский, проект речи которого написал В. И. Ленин.

Всенародный почет победил. На венках пламенели алые ленты, развевающиеся в воздухе. Тысячная толпа в скорбном походе сметала с пути жалкие полицейские заслоны.

Стихийно возникло пение.

Пел весь траурный кортеж, и, сопровождаемый этим пением, весь усыпанный цветами, высоко на поднятых руках плыл в воздухе гроб с телом Михаила Коцюбинского.

Ясное весеннее солнце, которое он так любил, провожало его в последний путь.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ТРАДИЦИИ ЖИВЫ

Подрастая, дети Коцюбинских продолжали революционные традиции семьи.

Старший сын Коцюбинского Юрий уже четырнадцатилетним мальчиком участвовал в революционной ученической организации вместе с будущими большевиками — Виталием Примаковым, Валерианом Имшенецким и Евгением Журавлевым.