Читаем Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1 полностью

Грамматическій классъ сдѣлался новымъ мученьемъ для нетерпѣливаго Ломоносова. Онъ въ немного времени узналъ склоненія, спряженія и свойства другихъ частей рѣчи. Умъ его хотѣлъ перенестись дальше, но строгій Канашевичъ удерживалъ нетерпѣливца. «Не глупѣе тебя были великіе наставники юношества,» сказалъ онъ ему однажды, когда Ломоносовъ упрашивалъ его изъяснять что нибудь дальше Этимологіи. « Они опредѣлили, и опытность многихъ лѣщъ пріучила всѣхъ, заниматься Этимологіею цѣлый годъ. Какъ-же хочешь ты перепрыгнуть за предѣлы вѣковой мудрости? Удержись, юноша ! »

Что-жь сдѣлалъ Ломоносовъ ? Не оставляя Этимологіи, онъ началъ самъ изучать Синтаксисъ. Канашевичъ и не догадывался объ этомъ, когда на экзаменѣ въ 1731 году, Ломоносовъ, превосходно отвѣчая на всѣ вопросы изъ Этимологіи , сказалъ, что онъ знаетъ также и Синтаксисъ.

« Синтаксисъ ? » вскричали экзаменаторы въ одинъ голосъ. « Но ты не учился ему. »

— То есть меня не учили ему, хоть я и просилъ объ этомъ ; но я учился самъ, и знаю уже. ...

Ректоръ, Софроній Мегалевичъ, не за-долго поступившій на мѣсто Копцевича, остановилъ его мановеніемъ руки , и съ сердцемъ сказалъ Канашевичу, что онъ не смотритъ за своими учениками, что они учатъ не то чего требуютъ отъ нихъ, и слѣдовательно не знаютъ того, что нужно. .

Канашевичъ осмѣлился замѣтить, что Ломоносовъ оказался первымъ и въ Этимологическомъ классѣ.

« Знаю, и за успѣхи переведутъ его въ Синтаксическій классъ, а за гордыню, за нетерпѣливость и непослушаніе, я , какъ правитель училища, приказываю посадить Михайлу Ломоносова въ темную, на двои сутки. Скромность и смиреніе первыя добродѣтели для юноши. »

Ломоносовъ дивился, почему-же его садятъ въ темную за самое простительное нарушеніе правилъ училища, за излишніе успѣхи,a многихъ товарищей его оставляютъ въ покоѣ, когда они не оказываютъ ни какихъ успѣховъ, и притомъ дѣлаютъ порядочныя шалости? Юноша еще не зналъ различія между обыкновеннымъ, слѣдовательнонеобходимымъ , или по крайней мѣрѣ простительнымъ , и необыкновеннымъ, слѣдовательнонарушающимъ правила, принятыя всѣми. Покровителя, защитника его, отца Порфирія, уже не было въ монастырѣ, и онъ оставался безъ всякихъ дружескихъ совѣтовъ. Ломоносовъ сдѣлался осторожнѣе, и когда перевели его въ Синтаксическій классъ ( это было въ 1731 году), сталъ умѣрять свою пылкость и ограничиваться только тѣмъ, что заставляли его выучивать. Правда, Грамматика, со всѣми своими каверзами, крючками, таяла передъ его умомъ какъ снѣгъ, какъ воскъ отъ пламени, однакожь онъ не показывалъ новому своему учителю, Тарасію Посникову, что этой умственной пищи мало ему, что онъ смотритъ дальше, глубже изъясняемыхъ ему таинствъ. Онъ проникалъ въ тайны Просодіи, въ тайны языка вообще, а не одного Латинскаго, и скрывалъ это отъ всѣхъ : товарищи не поняли-бы его, а учители, можетъ быть, опять вздумали-бы наказать.

Между тѣмъ, ученіе одной Латини давно перестало удовлетворять его. Уже слишкомъ два года находился онъ въ школѣ, а его не пускали дальше Латинской Грамматики, въ которой былъ онъ только что на половинѣ , по крайней мѣрѣ по наружности, а на самомъ дѣлѣ онъ уже сдѣлался довольно силенъ въ Латинскомъ языкѣ и понималъ авторовъ. Еще за годъ началъ онъ сочинять Латинскіе стихи, варварскіе, отъ которыхъ содрогался прахъ Горація и вянулъ миртъ надъ могилой Виргилія; однакожъ это показываетъ быстрые его успѣхи. Греческій языкъ обрадовалъ его своимъ богатствомъ , своими трудностями ; но для этого языка не было ни порядочныхъ учителей, ни порядочныхъ книгъ. Ломоносовъ замѣнялъ недостатки школы своею проницательностью , самъ составлялъ таблицы, системы и дѣлалъ выводы, которыхъ не было ни въ книгахъ его , ни на устахъ его учителей. И за всѣмъ тѣмъ, у него еще оставалось много свободнаго времени. Естественно: онъ не шалилъ вмѣстѣ съ мальчишками-товарищами въ часы отдыха. Онъ выпросилъ себѣ позволеніе рыться въ библіотекѣ училища, и въ то время, когда товарищи его бѣгали, прыгали, ходили колесомъ, играли въ свайку или вертѣли кубарь, онъ спѣшилъ въ уединенное книгохранилище, разсматривалъ, пожиралъ тамъ все новое для

Перейти на страницу:

Похожие книги

Письма о провинции
Письма о провинции

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В седьмой том вошли произведения под общим названием: "Признаки времени", "Письма о провинции", "Для детей", "Сатира из "Искры"", "Итоги".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Русская классическая проза / Документальное / Публицистика
Бесы (Иллюстрации М.А. Гавричкова)
Бесы (Иллюстрации М.А. Гавричкова)

«Бесы» — шестой роман Фёдора Михайловича Достоевского, изданный в 1871—1872 годах. «Бесы» — один из значительнейших романов Достоевского, роман-предсказание, роман-предупреждение. Один из наиболее политизированных романов Достоевского был написан им под впечатлением от возникновения ростков террористического и радикального движений в среде русских интеллигентов, разночинцев и пр. Непосредственным прообразом сюжета романа стало вызвавшее большой резонанс в обществе дело об убийстве студента Ивана Иванова, задуманное С. Г. Нечаевым с целью укрепления своей власти в революционном террористическом кружке.«Бесы» входит в ряд русских антинигилистических романов, в книге критически разбираются идеи левого толка, в том числе и атеистические, занимавшие умы молодежи того времени. Четыре основных протагониста политического толка в книге: Верховенский, Шатов, Ставрогин и Кириллов.**

Федор Михайлович Достоевский

Русская классическая проза