Въ Кіевѣ былъ во время Ломоносова истинный покровитель просвѣщенія, Архіепископъ тамошній, Рафаилъ Заборовскій. Труды его только еще начинались : онъ перестраивалъ
J
Академическія зданія, учреждалъ новые классы, распространялъ ученіе прежнихъ, ходатайствовалъ о поощреніи учащихъ и учащихся. Сотрудникомъ его былъ Ректоръ Академіи, Амвросій Дубневичъ , который получилъ первый въ этрмъ званіи санъ Архимандрита. По могъ-ли Ломоносовъ, бѣдный пришлецъ , имѣть доступъ къ этимъ особамъ ? Онъ былъ далекъ отъ нихъ. Ближе узналъ онъ Сильвестра Кулябку , одного изъ преподавателей, который почитался философомъ. Но этотъ достопамятный проповѣдникъ и ученый человѣкъ былъ всегда столько занятъ, трудами въ настоящемъ И планами въ будущемъ, что не цогъ обращать особеннаго вниманія на Ломоносова, хотя и отличадъ его за умъ и свѣдѣнія.
При такомъ отчужденіи людей , Ломоносовъ съ радостью замѣтилъ одного юношу , то-же учившагося въ Академіи, но еще въ
>oglc
— Послушай, Конискій — сказалъ Ломоносовъ.— Неужели ши хочешь кончить здѣсь свое ученіе ?
« Надѣюсь, если поможетъ Богъ.
— Мнѣ много наговорили о здѣшней Академіи ; да я и не раскаиваюсь : все-таки я увидѣлъ Кіевъ , узналъ здѣшнее ученье. Но я не останусь здѣсь долго.
« Почему-же ?
— Потому что я отпущенъ только на годъ;
да сверхъ того, я пріѣхалъ сюда учиться Математикѣ , Физикѣ , Философіи
, и не нашелъ здѣсь этого. Философія у васъ—пустыя словопренія ; Математикой и Физикой почти вовсе не занимаются.«Вотъ, видишь-ли, какое у насъ разное направленіе ! Ты любишь точныя науки, а я люблю легкокрылую Поэзію, сладкогласное Краснорѣчіе; для этого здѣсь пособій много.
—А развѣ ты думаешь, что я не люблю Поэзіи ? Но я желалъ-бы писать стихи
8*
« Говаривалъ-ли ты
— Что мнѣ говорить съ нимъ ! Да и неужели ты почитаешь его великимъ человѣкомъ ?
— Не великимъ , а умнымъ, краснорѣчивымъ. Я имѣлъ случай прочесть его
« Нѣтъ , любезный Конискій ! ты еще слишкомъ молодъ и потому говоришь такъ. Подражаніе, подражаніе древнимъ ораторамъ—вотъ единое средство Краснорѣчію. Если мнѣ случится говорить когда нибудь рѣчь, я стану всячески подражать Цицерону.
— А я нѣтъ ! я хочу самъ быть Цицерономъ! — пылко воскликнулъ Конискій.
Они оба засмѣялись и Ломоносовъ сказалъ :
« Какъ далеко залетѣли мы ! Я хочу подражать Цицерону , а ты и самъ быть Цицерономъ.
— Шутки въ cm эрону. Скажу тебѣ тайну души моей. Я стараюсь всевозможно изощрить свой умъ науками, изучить правила Краснорѣчія и самому научиться произносить ораторскія рѣчи, для того чтобы дѣйствовать на умы , ко благу Церкви и нашей православной Императрицы. Говорятъ, что въ наше время Краснорѣчію тѣсное поприще. Но посмотри
Gc :
что дѣлается съ нашими братьями въ Польшѣ: Уніяты, Католики притѣсняютъ, оскорбляютъ ихъ. Я хочу защищать ихъ
Между тѣмъ, вскорѣ Ломоносовъ рѣшительно сталъ скучать въ Кіевѣ и проситься назадъ въ Москву. « Что мнѣ тутъ дѣлать ? » думалъ онъ. «За тѣмъ-ли я пріѣхалъ сюда, чтобы слушать ихъ словопренія? Нечему научиться мнѣ у нихъ, если и здѣсь не вижу я своей любимой науки о природѣ. Поѣду назадъ, въ Москву. Тамъ скоро долженъ кончиться курсъ моего ученія. А послѣ него увидимъ. »
Съ такими мыслями, онъ изъявилъ желаніе возвратиться въ Московскую Академію. Его не удерживали. Нашлись какіе-то сопутники и онъ отправился съ ними, по той-же дорогѣ, по которой ѣхалъ нѣсколько мѣсяцевъ назадъ. Такимъ образомъ , въ Кіевѣ Ломоносовъ не про-
былъ и году. Онъ совершенно разочаровался тамъ отъ всѣхъ надеждъ, съ какими ѣхалъ впередъ , и оставилъ безъ сожалѣнія Кіевскій разсадникъ наукъ. Только добраго , пылкаго Конискаго жаль было ему оставить , можетъ быть для того чтобы уже болѣе не свидѣться съ нимъ. Пути этихъ двухъ необыкновенныхъ человѣкъ были различны.
Глава VI.