« Надобно сказать тебѣ о моемъ отцѣ, что это человѣкъ въ своемъ родѣ необыкновенный. Не знаю для чего спряталъ онъ свой умъ отъ людей, которые видятъ въ немъ простаго рыбака: я вижу въ немъ что-то гораздо больше. Правда , онъ рыбакъ промысломъ , но умъ его глядитъ не на однѣхъ рыбъ. Представь себѣ только, что онъ первый изъ жителей нашего края вздумалъ построить и построилъ галіотъ: это родъ небольтаго корабля, оснащенный по корабельному, съ парусами , и съ удобствами для рыбнаго промысла и для груза. Кой-какъ сбился онъ деньгами для этого суденышка, но построивши его наживалъ порядочные доходы. Онъ перевозилъ на немъ запасы , казенные и частные , отъ города Архангельскаго въ Пустозерскъ , въ Соловецкій монастырь, Колу, Кильдинъ , плавалъ около береговъ Лапландіи, въ рѣку Мезень , къ Самоѣдамъ. Но главнымъ занятіемъ его была рыбная ловля, для которой плавалъ онъ каждое лѣто и каждую осень въ Бѣлое и Сѣверное моря.
«Мнѣ было Десять лѣтъ, когда оцъ въ первый
разъ взялъ меня съ собой. Я какъ ребенокъ радовался этому, и пособлялъ, отцу въ чемъ могъ; онъ сталъ брать меня съ собою каждое лѣто. Мы плавали далеко на сѣверъ , въ Океанъ , и достигали иногда 70-ти градусовъ тироты. Тутъ-то наглядѣлся я на чудеса природы , какихъ вѣрно не увижу больше. Одно море , не здѣшняя финская лужа, а необозримое . Сѣверное море , представляетъ уже такое дивное зрѣлище , на которое не льзя нарадоваться. Прекрасна тихая гладь его ; но я всего больше любилъ глядѣть на него въ бурю, когда волны перелетаютъ черезъ корабль , и кидаютъ его по хребтамъ своимъ какъ щепку. Мнѣ казалось тогда, что въ морѣ есть страсти , что оно сердится, что оно хочетъ наказать дерзость людей, которые осмѣлились ходить по свѣтлому зеркалу его. Кипѣніе волнъ, свистъ вѣтра, всплески встрѣчающихся валовъ, говорили, казалось мнѣ , что-то странное , непостижимое для ума, но понятное душѣ. Я прислушивался къ этому говору, и радъ бывалъ, когда постепенно стихало море : мнѣ думалось , что оно мирится съ нами , что оно шепчетъ что-то намъ своимъ непонятнымъ языкомъ. Оно стихло ; оно опять гладко , свѣтло какъ стекло. Новое , чудное , величественное зрѣлище ! Не валы ходятъ по морю, не вѣтеръ подымаетъ цѣлыя рѣки воды , но что-то живое , что-то
близкое, сродное морю колеблется громадой по немъ. Подплываемъ ближе : это исполинъ-рыба, это китъ роскошествуетъ, отдыхаетъ, нѣжится на влажной его поверхности. Мы въ мирѣ съ моремъ; но покуда оно спитъ тихимъ сномъ, навивается смертельный бой съ исполиномъ, обитателемъ его. Ловкая, привычная рука вонзаетъ въ него острое желѣзо : китъ взмахнулъ тяжкимъ хвостомъ своимъ, и легкое суденышко наше едва не хлебнуло воды, едва не опрокинулось; онъ пустилъ фонтанъ воды и едва не затопилъ насъ этимъ страшнымъ ливнемъ ; кинулся въ бездонную глубь моря, и веревка, привязанная къ острогѣ, задымилась отъ скорости движенія ; въ нѣсколько секундъ онъ вывертѣлъ ее всю, и боченокъ , къ которому была она привязана другимъ концемъ, нолетѣлъ въ море. Скрылось все; но китъ не ушелъ отъ своихъ непріятелей; они стерегутъ его; а ему тяжко подъ водой ; ѣдкая соленая вода разъѣдаетъ его тѣло, и вотъ боченокъ явился на поверхности; за нимъ выплылъ и китъ. Новый ударъ, новая опасность для насъ, и, по третьему удару, гибель мощному сопернику. Я часто бывалъ свидѣтелемъ ловли китовъ , и никогда не могъ привыкнуть къ этому зрѣлищу: инѣ бывало страшно за своихъ, и жаль благороднаго непріятеля.
«Иногда мы оставались въ морѣ до поздней
осени, и тогда-то видѣли всю игру страстей его. Оно какъ будто гнало насъ съ лона своего ужасными, свирѣпыми бурями, и наконецъ высылало прошивъ непослушныхъ . громады льдовъ. Зши непріятели поопаснѣе кита. Они грозили разбить наше утлое построеніе, требовали всего искуства мореходнаго, и будто изъ милости позволяли намъ убѣгать къ берегамъ.
«И какъ пріятно бывало ступить на берегъ послѣ такихъ опасностей ! Отецъ мой вводилъ въ заливъ свою