Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

«Я никогда не забуду вашего добра ко мнѣ,» сказалъ юноша, «fl не смѣю думать, что когда нибудь приведетъ Богъ меня расплатиться съ вами ; но , право , на этотъ разъ не могу послушать- вашего совѣта.

— Да на кого-же ты надѣешься ?

«Во-первыхъ : , на Бога! Онъ не оставитъ меня. А потомъ , я готовъ пасть въ ноги нашей Царицѣ, и молить Ее о заступленіи.

—А я опять скажу тебѣ пословицу (вѣдь ихъ сочиняли мудрые люди ) : до Бога высоко, а до Царя далеко. » Царица живетъ въ Питерѣ, такъ вѣдь не снова тебѣ идти съ обозомъ туда. Успѣешь и здѣсь умереть съ голоду.

Послѣдній аргументъ Пимена Никитича заставилъ Михайлу задуматься. Онъ, какъ дитя, уличенное въ шалости , защищался отъ опытности своего противника, и на возраженіе его не съумѣлъ отвѣчать. Онъ вѣрилъ одному внутреннему чувству своему, но вѣрилъ крѣпко и былъ убѣжденъ, что онъ поступаетъ такъ , какъ должно было ему поступать. Подобно Коломбу, онъ готовъ былъ спорить съ цѣлымъ міромъ современниковъ своихъ , что тамъ , за

океаномъ препятствій, есть, непремѣнно, страна свѣта , къ которой стремится душа его ; но онъ не могъ указать имъ на эту страну, не могъ дать имъ осязать ея свѣта. Полувоздушна носилась передъ нимъ надежда, вѣрная сопутница человѣка во всѣхъ невѣрныхъ обстоятельствахъ , но и существенность угнетала его своею свинцовою тяжестью. Онъ не согласился съ Пименомъ Никитичемъ, но и не вѣрно отводилъ удары его логики, передъ судомъ самосознанія.

Помолились Богу, и Ломоносовъ легъ спать въ самомъ грустномъ расположеніи : въ недовольствѣ самимъ собой. Чтобы опровергнуть всѣ возраженія, онъ въ самомъ дѣлѣ былъ готовъ еще совершить такой-же путь, какой уже оставилъ за собою. Но идти такъ далеко не случилось ему.

Слѣдующій день провелъ онъ на постояломъ дворѣ , думая о своей будущности, и не придумывая ничего. Да , впрочемъ , и можетъ-ли семнадцатилѣтній мальчикъ, не знающій ни людей, ни свѣта, имѣть опредѣленныя, вѣрныя намѣренія о будущемъ? Можетъ-ли онъ утромъ сказать о томъ, что свершится съ нимъ вечеромъ , когда почти каждый человѣкъ силенъ имѣть вліяніе на судьбу его ? Ломоносовъ думалъ , собственно не думая ничего , потому что онъ крѣпко вѣрилъ Провидѣнію и былъ

твердо убѣжденъ въ правотѣ своихъ поступковъ; онъ ожидалъ чего-то; ожидалъ чуда, или ангела-спасителя въ видѣ человѣка. Эта вѣра въ лучшую будущность, эта увѣренность въ собственныхъ силахъ , не смотря ни на что окружающее, бываютъ исключительною принадлежностью души чистой и воли неуклонной, неустрашимой, первой принадлежности всѣхъ необыкновенныхъ людей. Исполнители подвиговъ великихъ , они или вѣрно провидятъ будущее , повинуясь гаданію души своей, или , жертвы своей увѣренности, погибаютъ на пути не конченномъ, но не ослабѣваютъ въ той нравственной силѣ, которая самой гибели ихъ даетъ знаменіе величія.

На веселѣ , въ разгулѣ возвратился Пименъ Никитичъ домой , уже вечеромъ. Онъ привелъ съ собой гостя, какого-то господскаго прикащика, и привелъ его сколько по дѣламъ, которыя у нихъ были, столько-же и для того, чтобы весело заключить день , то есть, по Русскому обычаю, попить съ нимъ хорошенько, на свободѣ.

Впрочемъ, гость былъ совсѣмъ не похожъ на Пимена Никитича. Высокій ростомъ , дородный, свѣжій мужчина среднихъ лѣтъ, одѣтый не богато, но хорошо, онъ во всѣхъ движеніяхъ, во всѣхъ рѣчахъ своихъ показывалъ какую-то чинность, какое-то приличіе и степенство,

можетъ быть перенятыя имъ отъ господъ своихъ.

Поговоривъ о дѣлахъ, собесѣдники незамѣтно обратились къ предметамъ, постороннимъ. Михайло былъ тутъ-же и слушалъ ихъ. По временамъ онъ прислуживалъ Пимену Никитичу, принося желаемое угощеніе , то есть пиво и медъ.

— А что, благодѣтель — спросилъ гость, въ

то время когда Михайло вышелъ за чѣмъ-то изъ комнаты — этотъ молодецъ пріѣхалъ съ тобой ?

« Да!» отвѣчалъ Пименъ Никитичъ. «Нашелъ его на дорогѣ: стало жаль бѣдняка, и я творю ему добродѣтель.»

— Что-же ? ты взялъ его въ услугу себѣ ? Одолженіе-то середней руки.

« Какое въ услугу : кормлю и пою, батюшка, Петръ Калистратовичъ ; а за что и самъ не знаю. Готоваго поѣсть да попить я могъ-бы и безъ его помощи. Ну, да о добромъ дѣлѣ жалѣть я не люблю.

Тутъ онъ пересказалъ въ нѣсколькихъ словахъ встрѣчу свою съ Ломоносовымъ, и заключилъ разсказъ слѣдующимъ нравоученіемъ: «Видно, было написано ему на роду сдѣлаться бродягой; видно , родители не умолили Бога. Всѣ мы люди грѣшные!»

— Правда — отвѣчалъ Петръ Калистратовв»ъ —только этотъ малый не похожъ на негодая. Мы, братъ, всѣ на этомъ свѣтѣ бродяги, пока не придемъ къ тихому пристанищу. Помогать нищимъ и прохожимъ нашъ долгъ ; онъ прохожій : не нищій пусть себѣ идетъ своей дорогой ; долгъ всякаго помочь ему и напутствовать хлѣбомъ-солью и добрымъ словомъ.

«Да какъ-же ему безъ отцовскаго благословенія ?... »