Михаил Васильевич Ломоносов. Том 2

«Имѣю честь представить вниманію Вашего Сіятельства господъ. Профессоровъ Академіи,» сказалъ .Миллеръ и началъ именовать своихъ товарищей, прибавляя какою наукою который занимается. Точно такъ-же представилъ онъ Адъюнктовъ и другихъ чиновниковъ. Графъ находилъ для каждаго ласковое слово , иногда приправленное остротой; но когда Миллеръ назвалъ Ломоносова, Графъ посмотрѣлъ на него пристально и молвилъ : — О-то голова ! Да такихъ со свѣчкой не сыщешь ! Добро, Г. Ломоносовъ : ужо мы съ вами будемъ за-панибрата ! Я малый добрый; только ты- полюби меня.

Ободренный простодушнымъ выраженіемъ Графа, Ломоносовъ отвѣчалъ ;

«Ваше Сіятельство найдете во мнѣ такого-же усерднаго исполнителя вашей воли , какъ и во всѣхъ вашихъ подчиненныхъ. Да поможетъ намъ Богъ только оправдать ваше милостивое вниманіе.

—О-же, красно заговорилъ , батюшко ! А мы люди задушевные : что думаемъ , то и говоримъ.

Когда , передъ . тѣмъ , очередь дошла до Тредьяковскаго, Графъ сказалъ , не дожидаясь объясненій Миллера :

Gc

— О, того ученаго мы знаемъ ! Здорово , братъ ! Будешь мнѣ писать вирши ?

Тредьяковскій зналъ , что вирши въ устахъ Малороссіянина значатъ просто стихи, и, пользуясь вызовомъ Графа, потянулъ изъ своего кармана длинную поздравительную оду.

Миллеру была страхъ непріятна эта нечаянность ; но онъ успокоился, когда Графъ съ улыбкой взялъ изъ рукъ отчаяннаго стихотворца новые стихи его, и молвилъ, глядя на большой исписанный листъ:

— О, да лихой-же писака ! Кабы всѣ писали по стольку, такъ и бумага вздорожала-бы !

Тредьяковскій проглотилъ эту пилюлю, позолоченную благосклоннымъ взглядомъ молодаго вельможи.

Аудіэнція кончилась скоро , и ученые стали раскланиваться , когда Графъ сказалъ прощаясь съ ними :

—Ну, теперь ждите меня къ себѣ въ гости! Я вашъ должникъ за визитъ !

Этотъ непродолжительный разговоръ показалъ однакожь господамъ ученымъ , что Графъ Кириллъ Григорьевичъ, не смотря на свою молодость, человѣкъ проницательный и хорошій цѣнитель людей. Таково было общее мнѣніе всѣхъ , бывшихъ у него ; но не такъ мыслилъ Ломоносовъ, который , пораздумавши, не былъ очень доволенъ своимъ новымъ начальникомъ.

«Это мальчикъ,» думалъ онъ, «острый, и кажется умный мальчикъ ; но какая отъ него можетъ быть помощь наукамъ! Такихъ-ли покровителей ожидаютъ онѣ у насъ, гдѣ все надобно строить съ фундамента , чтобы со временемъ воздвигнутъ достойный храмъ Музамъ! Да, сверхъ того , онъ занятъ своими придворными отношеніями; у него уже столько почетныхъ мѣстъ и должностей, что ему, съ самымъ добрымъ желаніемъ, достанетъ времени развѣ посмѣяться иногда надъ нами. Бѣдныя науки!»

Глава VIII.

Опасенія Ломоносова были не напрасны. Графъ Кириллъ. Григорьевичъ , благонамѣренный, добрый , умный человѣкъ , былъ точно слишкомъ молодъ, слишкомъ развлеченъ и, что всего хуже, ни сколько не способенъ для должности Президента Академіи Наукъ : эта должность служила для него только почетнымъ званіемъ. Онъ былъ очень хорошъ къ своимъ подчиненнымъ, любилъ шутить съ ними, но почти не занимался дѣлами, и отъ того благосклонность его часто упадала на пень и на колоду. Такъ, напримѣръ, къ большому огорченію Ломоносова, который все еще оставался Адъюнктомъ, бездарный Тредьяковскій получилъ званіе и каѳедру Профессора Краснорѣчія, или Елоквенціи, какъ называлъ онъ Краснорѣчіе! И это было не просто распоряженіемъ начальства, но волею Императрицы, то есть именнымъ указомъ, который исходатайствовалъ Разумовскій. И что-же побудило его къ этому, когда онъ, какъ

мы видимъ, давно зналъ цѣну пресловутому ученому и самъ трунилъ надъ нимъ? Что ! Тредьяковскій ползалъ , унижался , позволялъ смѣяться надъ собой, надоѣдалъ , и наконецъ добился профессорства съ большимъ отличіемъ.

Такіе поступки начинали уже очень разочаровывать нашего поэта въ его удивленіи къ знатнымъ; во онъ еще цѣнилъ умъ и благородную привязанность къ просвѣщенію нѣкоторыхъ изъ нихъ. Первыми въ этомъ были Шуваловы, то есть Графъ Петръ Ивановичъ , и особенно молодой его родственникъ, Камеръ-Юнкеръ Иванъ Ивановичъ. Пріязнь Ломоносова съ этимъ рѣдкимъ молодымъ человѣкомъ поддерживалась постоянно, и послѣ каждаго свиданія съ нимъ, онъ чувствовалъ новое уваженіе къ нему. Въ Иванѣ Ивановичѣ не видалъ онъ знатнаго человѣка, потому что простота, искренность его обхожденія, и образованный, свѣтскій умъ, заставляли невольно быть съ нимъ откровеннымъ , любить въ немъ не столько покровителя, сколько роднаго сердцу. И. И. Шуваловъ уже вступалъ въ тѣ годы , когда склонности оправдываются для человѣка сознаніемъ, а у него первою склонностью было просвѣщеніе. Еще не занимая никакого значительнаго мѣста, онъ уже имѣлъ силу при Дворѣ, сколько по вліянію своихъ родственниковъ , столько-же и собственнымъ своимъ достоинствомъ.