– Когда он увидел, какое чудовище сотворил, то попытался уморить меня голодом, – тягуче и безжалостно пела Ундина, – Но она всегда находит своё… я нахожу. Он нырял за моим телом в омут, ему удалось отломать звено от цепи, опутавшей мои ноги… Он отдал этот кусок железа кузнецу, и тот выковал складной нож… Но убийца не может убить два раза, как бы ни хотел этого.
– Хочешь, возьми меня вместо отца, – простонал Михель. – Пусть круг замкнётся на мне, а мельница разрушится до основания.
– Тише, – горько прошептала Ундина, касаясь его губ ледяной ладонью. – Не соблазняй её. Твоя кровь не сможет навсегда утолить голод – когда-нибудь я снова проснусь, только буду ещё злее, потому что на земле не останется человека, способного полюбить меня. Ты же полюбишь меня, Михель? Ты ведь уже почти полюбил меня? Я буду петь тебе свои самые лучшие песни. Странствующие рыбы принесут мне в безгубых ртах тайные сокровища морских глубин, чтобы я смогла положить их к твоим ногам. Только люби меня, Михель, люби сильнее…
Ундина обвила Михеля под курткой неожиданно сильными руками, прижалась к нему. Он почувствовал, как сквозь тонкую сорочку прикасается к его коже её маленькая крепкая грудь. Прохладные губы Ундины еле уловимо пахли солью и дождевой водой, когда она поцеловала его.
– Пообещай мне, – нашёл в себе силы еле слышно произнести Михель.
– Всё, что угодно… – рассмеялась она, прерывая поцелуй.
– Поклянись, что завтра никто не умрёт…
– Клянусь.
И тогда Михель, не в силах больше сопротивляться колдовству, скинул с плеч куртку и увлёк Ундину вниз, на пропахшую потом и дымом плотную холщовую ткань.
***
Новое колесо, увитое еловыми лапками и ветками цветущей вербы, спустили в жёлоб, надели на прочную ось. Жилко, осипший от волнения, командовал на берегу. На правах старшего Михель щедро (вначале вино, потом – вода!) окропил лопасти вином, которое для верности размешал с собственной кровью. Порезанное запястье саднило под повязкой, но тело отзывалось сладкой дрожью в ответ на воспоминания о сегодняшней ночи.
Утром Михель проснулся в своей постели – совершенно голым и обессиленным, с ногами, по колено измазанными в грязи. Куртку он нашёл на том самом месте, где оставил. Поверх неё лежал плотный узелок из листьев водяной лилии, внутри которого были всё те же серебряные монеты. Вот только перевязан он был длинной прядью светлых волос.
– Эй, мельник, не спи на ходу, – толкнул его в бок Жилко. – Пора праздновать!
Михель выгреб из лотка первую горсть смолотой муки, увязал в чистую тряпицу и дал указания Гданько перекрыть основной шлюз. «Жернова бы поменять», – некстати подумалось ему.
Колесо медленно остановилось.
– Повезло тебе, – похлопал Михеля по плечу Збышко. – Аккурат перед Страстной неделей успели. Потянутся крестьяне, чтобы смолоть зерно перед Пасхой, разбогатеешь.
Збышко уже накрыл на берегу праздничный стол. По традиции в Великий пост отмечали без мяса, зато с большим количеством простой и сытной еды. Несладкие пирожки, начинённые грибами, квашеной капустой и луком так и таяли во рту. Копчёная селёдка и молодой козий сыр, густо пересыпанный зёрнышками тмина, только дразнили и без того хороший аппетит. На десерт в присланной снеди нашлись дюжина крупных, хорошо сохранившихся осенних яблок и плошка с мёдом.
– Любит тебя Милош, – подливая себе некрепкого сидра, отметил Жилко.
Михель кивнул. Перед началом обеда он щедро рассчитался со всеми работниками и теперь пристально следил за солнцем, которое постепенно начинало клониться за реку.
«Сегодня никто не умрёт, – билась в его голове тревожная жилка. – А завтра?»
На счастье Михеля, братья Гданько и Збышко, насытившись, засветло засобирались в деревню. Жили они далеко отсюда, и сегодня вечером должна была идти торговая подвода, хозяин которой обещал их подбросить почти до самого дома. Опасения вызывал хромой Жилко – а вдруг, переберёт лишнего и останется ночевать? Но и тот внезапно удивил, когда хоть и под заметным хмельком, но стал собирать пожитки.
– Пойду я, Михель, к Боянушке под тёплый бочок. А ты не кисни, найдётся и для тебя справная девка, – подмигнул напоследок.
Михель вышел проводить помощников за ворота. Низкое солнце золотило спины уходящих людей.
– Вот и всё, остались только мы с тобой, – сказал Михель мельнице.
На колесе слегка качнулись вербные веточки, словно подтверждая: да, только мы, ты и я, сегодня никто не умрёт.
Михель собрал понемногу от каждого блюда и разложил их у воды.
– Спасибо, что ты сдержала обещание.
Волна набежала на берег, лизнула башмак, словно пробуя на вкус… с тихим вздохом откатилась обратно.
Михель сложил оставшуюся снедь в корзину и понёс домой. За его спиной колыхались вишнёвые ветви с набухшими почками – вот-вот зацветут.
Правду народ говорит: ранняя Пасха – ранняя весна.
========== Часть 11 ==========
11
Ах как весел и щедр бывает Михель!