Миклош Акли, или История королевского шута

Пансион благородных девиц мадам Сильваши был одним из наиболее хорошо организованных учреждений этого рода, хотя в ту пору в Вене их было так много, как нынче кафе. Власти не только охотно разрешали открывать все новые и новые пансионы, но даже создавали им всякого рода благоприятные условия. Император Иосиф II однажды сказал своим министрам: "Воспитаем венгерских барышень немками. Вот рычаг, с помощью которого, если это нам удастся сделать, через сто лет на сегедских хуторах дети будут говорить по немецки!

И это стало своего рода его завещанием. Новые государи поддерживали его идею. Что же касается самих венгерок, то их совсем не трудно было на это подбить. Кроме немецкого образования в ту пору иного и не было. Немецкая литература беспрепятственно охватывала, оплетала, овладевала и чувствами и сердцем венгерских женщин. Злой старый паук один был во всех огромной степи, и всякая пролетающая мошка оказывалась в его тенетах. Но в сегедских хуторах даже и сегодня, то есть сто лет спустя, не говорят по-немецки. Однако состоятельные венгерские фамилии воспитывали своих дочерей в венских пансионах; они-то и завезли в Венгрию Немецкую Сентиментальность. Правда, цена ей та же, что и привозному воздуху из Бад-Ишля. Дома, в Венгрии, она быстро испарялась и теряла силу.

Между тем пансион госпожи Сильваши как раз не занимался германизацией венгерских барышень. Бравая женщина втайне, в неофициальной части своей воспитательной работы взращивала в венгерских девочках семена национальных чувств и в свободные часы заучивала с ними переведенное на немецкий язык "Маленькое тройное зерцало"[ 19 ]

Pressburger Comitat mit der Stadt von Pressburg,

Welche seit beruhmt ist nach der Konigskronung

Beruhmt war auch Tyrnau mit der schonen Schule

Lebt Basin und Modor mit Freiheit in Ruhe.

[

Город Пожонь - сердце пожоньской земли,

Здесь короновались венгерские короли.

Другие города также находятся тут:

Тырново, Бадин и Тодор здесь мирно цветут (нем.).

]

О бедный, добрый дядюшка, первый венгерский учебник словесности, именовавшийся "Тройным зерцалом", - ты, ходивший прежде в венгерской бекеше и сапогах, до чего ж необычным казался ты теперь маленьким венгерочкам в этом своем новом, немецком одеянии, и как странно звучал твой наивный язык неприхотливых виршей на алых губках маленьких венгерских красавиц!

И тем не менее пансион мадам Сильваши был по-настоящему либеральным учебным заведением, намного превосходящим нынешние. Хотя и в наши дни в школах есть определенная тенденция обеспечить равенство их воспитанников и все они должны носить одинаковую школьную форму. Да что толку, что одинаковы шляпки, если в кармашке у той или другой воспитанницы лежат свернутые батистовые платочки с вышитыми на них баронскими и графскими коронами - о девяти или о семи зубцах - и именуют девочек княжнами или баронессами, а все остальные носят серые бюргерские фамилии? А вот у мадам Сильваши родовые имена, - а следовательно и ранги - были отменены. Слишком близка и памятна еще была французская революция, и нож гильотины сверкал ослепительнее, чем дворянские гербы.

Маленькие воспитанницы, переступая порог пансионат Сильваши, временно расставались со своими фамилиями. Была конечно "Книга", куда они заносились, но она хранилась в секретном архиве, за семью замками, и ее содержание было известно только хозяйке пансиона. А для всех остальных и друг для друга девочки числились лишь как Маришки, Каталины, Эржики и Корнелии. Привилегии, связанные с родовым именем, в пансионе госпожи Сильваши были запрещены. Ну, разумеется, тайна эта была такой же призрачной, как вуалька на личике, когда действительность заменена лишь намеком, догадкой, потому что так она еще больше дразнит. Маленькие девчушки уже тогда не умели хранить тайн. Под строжайшей клятвой они выбалтывали, кто они и откуда. Но зато можно было и немного присочинить, приврать: проверить-то трудно. И при этой легкой таинственности не было и высоких стен разграничения, когда все обо всех официально объявлено. Самый красивый бриллиант в перстне не вызывает столько зависти и вожделения, если он скрыт под перчаткой. Все это, разумеется, происходило из высоких педагогически побуждений. И бедняга Иоган Генрих Песталоцци не перевернулся бы при этом возмущенно в гробу, потому что тогда он еще не умер.