Читаем Милая , 18 полностью

—           Не сердись, Габи, — Андрей подошел к окну, опустил занавеси, потом запер дверь. — Не сер­дись.

—           А я и не сержусь, — выдохнула она. — Как я по тебе соскучилась! — вдруг не выдержала Габ­риэла.

Снова зазвонил телефон.

На сей раз безответно.

<p>Глава пятая</p>

Из дневника

Кажется, я не вовремя позвонил Андрею. Еще хорошо, что при его вспыльчивости он быстро от­ходит.

Сегодня говорил с приятелями из банка. Все спешат продавать недвижимость за американские доллары или швейцарские и южноамериканские бо­ны. Продаются целые поместья.

Теперь, когда заключен союз между Германией и Россией, немецкая пропаганда совсем распоя­салась: обвиняет Польшу в нарушении границ и в угнетении немецких меньшинств.

А мы и не думаем прислушаться к Англии и Франции, которые умоляют нас попросить помощи у России. Неужели наше командование действи­тельно полагает, что мы можем победить немцев?

Александр Брандель

*  *  *

Пауль положил в большой коричневый пакет до­кументы, ценные бумаги, завещание, страховые полисы, крупную сумму наличными, ключи от сей­фа в банке, туда же вложил запечатанное письмо, надписав на конверте: ”Вскрыть в случае моей смерти”. И заклеил пакет.

В столовой Рахель хлопотала вокруг стола, помогая толстой, стареющей Зосе наводить по­следний лоск. Блестит столовое серебро, беле­ет фарфор с позолотой, Рахель поправляет вазу с цветами, чтобы она стояла точно посредине стола.

Пауль слушал у себя в кабинете Би-Би-Си. ’,Маршал Рыдз-Смиглы дал интервью специальному корреспонденту Швейцарского Агентства Новостей в Варшаве Кристоферу де Монти, в котором сказал, что Польша по-прежнему не собирается за­ключать договор о взаимопомощи с Советским Со­юзом. Недавно Би-Би-Си получила подтверждение этой жесткой политики в ходе пресс-конференции с министром иностранных дел Польши Беком. Обо­зреватели считают, что такая политика Польши — еще один шаг к войне”.

Закончив приводить себя в порядок, Дебора во­шла в кабинет. Пауль перевернул конверт надпи­сью вниз, выключил приемник и улыбнулся жене. За все шестнадцать лет их супружеской жизни не было случая, чтобы она не постаралась выгля­деть привлекательной. Лучшей жены для карьеры и придумать нельзя.

—     Ты чудно выглядишь, — сказал он.

—     Спасибо, дорогой, — ответила она. — Пауль, пожалуйста, постарайся сегодня вечером не спо­рить с Андреем.

—     С ним трудно не спорить.

—     Ну, пожалуйста.

—     Я-то тебе обещаю, пусть тебе пообещает твой брат.

—     Ради детей... И ужин ведь сегодня особен­ный.

В дверь позвонили.

—     Здравствуйте, Крис, заходите, пожалуйста, — пригласила Рахель.

—     Ты с каждым днем становишься все больше по­хожей на свою маму, — сказал Крис.

—     Мама и папа в кабинете, — покраснела Ра­хель, — проходите к ним.

Пауль и Дебора стояли уже возле двери.

—     Давненько вас не видели, Крис, — сказала Дебора, тщательно избегая его взгляда.

Он кивнул. Пауль пожал ему руку, но страх перед первым моментом встречи еще сковывал Криса.

—     Извините, — сказала Дебора, — мне нужно взглянуть, как там ужин. Сейчас принесу кок­тейли.

Пауль предложил Крису сесть и вернулся к письменному столу.

—     Я слушал последние известия, — сказал он, набивая трубку, — передавали ваше интервью со стариком.

столь стремительном развитии событий странно, что он придерживается прежней пози­ции.

—     И Россия, и Германия веками теснят нас, а теперь мы и выбирать-то между ними не можем. Ладно, черт с ними. Крис, мы соскучились по вас. Как вы?

—     Замотан.

У Криса отлегло от сердца: радушный прием, светские разговоры. Либо Пауль решительно ни­чего не знает, либо его это устраивает. А мо­жет, он ведет какую-то хитрую игру. Как бы то ни было, безобразных сцен он не хочет, и это уже само по себе утешительно.

—     Завтра я уезжаю, — вдруг сказал Пауль. — Меня призвали. Скорее всего направят в Краков штабным хирургом. Сплошная канцелярщина. Сколь­ко я занимаюсь медициной, я всегда просил не призывать меня в действующую армию, ради ее же интересов. Не в действующую — пожалуйста, им же нужна административная помощь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука