Милая , 18

Эта новость и обрадовала, и огорчила Криса. Его так и подмывало сказать: ^,,Послушайте, Па­уль, мы с Деборой любим друг друга. Так случи­лось... мы не виноваты. Я хочу, чтобы вы дали ей развод”. Но он промолчал. Ну, как скажешь че­ловеку, который уходит на войну: ”Я хочу увес­ти от вас жену, а заодно и пожелать вам прият­ного времяпрепровождения на фронте”? И почему этот Пауль Бронский такой порядочный парень?

—     Крис, мы с вами не так давно знакомы, что­бы считаться близкими друзьями. Но вы же знае­те, как в жизни бывает, с одним человеком мож­но проработать сто лет, вот как я с доктором Кенигом, и так и не распознать его, а с другим — через десять минут становятся друзьями, вот как мы с вами, хочу надеяться.

—     Я тоже, Пауль.

—     Мне выпало большое счастье. Не говоря уже о моем положении и семье, я получил от отца значительное состояние, которое сумел приумно­жить, — Пауль передвинул коричневый пакет на другой конец стола. — Если со мной что-нибудь случится...

—     Ну, вот еще...

—     Разговор между друзьями — не светская бол­товня, Крис. У Польши нет ни малейшей надежды, верно?

—     Пожалуй, действительно нет.

—     Даже если я уцелею, чего я, конечно, очень хочу, они нас сильно прижмут. При ваших связях и свободе передвижения вы окажетесь в самом лучшем положении в случае оккупации Польши. Из всех, кого я знаю, только вы можете перевести мое состояние в швейцарский или американский банк.

Крис кивнул и взял конверт.

—     Тут все в ажуре.

—     Я этим сразу же займусь. На следующей не­деле мой приятель едет в Берн. Ему вполне мож­но доверять. Какой вид инвестиций вы предпочи­таете?

—    

—    

—    

—    

—    

—    

—     А ты почему не играешь, дорогая? — обра­тился он к жене.

Она глубоко вздохнула, села рядом с Рахель, заиграла в нижнем регистре. Дебора и Рахель, мать и дочь, две красавицы.

Громкий голос у дверей нарушил идиллию. При­шел дядя Андрей. Он провел второй раунд борьбы со Стефаном и, приподняв толстую Зоею, прошел­ся с ней в туре вальса по прихожей.

—     Крис!— крикнул он, хлопнув де Монти по спи­не так, что тот расплескал половину мартини.

Габриэла, сияя от радости, вошла почти неза­меченной вслед за своим шумным уланом.

—     Играйте, играйте! — скомандовал капитан Андровский.

Он никогда не слыл человеком, умеющим скры­вать свои чувства, и поздоровался с Паулем так, что сразу стало ясно, какие у них натянутые от­ношения. Видно было, что оба изо всех сил стараются сдержать себя ради Деборы.

—     Я слышал, вас призвали, Пауль.

—     Да, они действительно подгребают последние крохи.

—     Нет, — возразил Андрей, — вы им еще сослу­жите хорошую службу. Работаете вы всегда хоро­шо.

—     Ну, спасибо, шурин.

Когда всех пригласили к столу, Габриэла, Крис и Пауль начали наперебой восхищаться сер­вировкой. Андрей внимательно осмотрел стол, ища глазами, чего не хватает. И только уловив сердитый взгляд сестры, успокоился и тоже усел­ся.

Это был великолепный обед, специально для Андрея, чтобы его порадовать любимыми блюдами. Когда приступили к фаршированной рыбе с хре­ном, разговор зашел о грустном положении Вар­шавского театра. Из-за политического кризиса лучшие пьесы, как всегда французские, запазды­вали. Габриэла полагала, что и в опере дела обстоят не лучше. Рахель надеялась, что кон­цертная программа не слишком пострадает, да и Дебора тоже, потому что в консерватории реши­ли, что в этом сезоне состоится первое выступ­ление Рахель с оркестром — если все будет хо­рошо.