Милаха

Сегодня меня никто не ждал за углом, мне не надо было никого предупреждать о том, что я, возможно, задержусь, не надо было в любом случае, даже если дела завели в другой конец района, возвращаться к условленному месту. Я могла бы развернуться прямо сейчас, прыгнуть в автобус и поехать хоть в центр, хоть на противоположный конец города. Давно уже такого не было, потому что даже в те дни, когда я давала Максу отгул – сама обычно сидела в белокаменке. И не потому, что таковы были строгие требования Дениса, а банально – лень. Да, водитель это всё-таки чертовски удобно, чего уж тут выделываться. Расслабляет. Хотя и ограничивает в свободе.

Вообще, не было никакого смысла приходить домой именно сегодня – мама уже давно поддерживала Толика в плане изучения Библии со Свидетелями Иеговы. А у них правила те ещё – ни дней рождения, ни Нового года, ни, тем более, православных дат. Даже когда я пришла восьмого марта с её любимым «Киевским» тортиком она заявила, что это сатанинский праздник и отказалась его даже попробовать. Я угостила им тогда тётю Машу Барбашину – ей нормально пошёл, она даже пригласила меня к ним в комнату и мы попили чаю. Так что, говорить о поздравлении мамы с Пасхой вообще не приходилось. С другой стороны, я давненько не была у неё, и пора было и отметиться.

Сразу же оценила новые обои в комнате и небольшую перестановку мебели. Стало действительно лучше, и вроде, даже, просторнее.

Про себя посмеялась смешному протесту четы Панюшкиных против Пасхи: именно сегодня маме с Толиком приспичило вскапывать палисадничек под окном. При том, что, как говорится, «девица косы не плетёт…» да и никогда прежде там не росло ничего, кроме куста сирени. Сейчас же у матери даже была припасена какая-то рассада.

Вот такая, хотя и странная, но тоже, на самом деле, моя радость – мать изменилась. Было немного страшно, что все эти перемены так тесно завязались на Толике, словно он был той самой недостающей в её жизни деталькой, без которой механизм не срабатывал прежде, но с другой стороны – перемены это всегда страшно. И лучше уж бояться и делать, чем тупо плыть по течению, правда, ведь?

В общаге я долго не задержалась. Хотелось ещё погулять по улицам, подставляя лицо, плечи и руки солнцу, чтобы хоть чуточку загореть к Москве! На фотографиях в каталоге все модели были загорелыми. Фитнес инструкторы с импортных видеокассет тоже. И это было действительно красиво! И я должна была соответствовать.

Недавно видела в журнале устройства – солярии, в них можно загорать хоть круглый год. Зойка говорила, что в Москве, в элитных салонах, такие можно найти, а к нам в Мухосранск пока даже нет смысла везти, не отобъётся – народ дремучий, да и услуга эта сезонная. Если только на перспективу, и если только приложить к нему хорошую рекламу.

«Пустит тебя, Милусь, твой Кощей на билборд? А в купальнике?» – посмеиваясь, спрашивала она. А я улыбалась и понимала, что надо уговаривать. Надо гнуть свою линию, ведь закрыл же он глаза на то, что часть той, возмутившей его рекламы поменяли на новую, а часть так и оставили прежней? Значит, и в купальнике разрешит. Вопрос времени.

Сейчас же Зойка закладывала на конференцию в Москве два дополнительных дня – специально для того, чтобы мы с ней и с Галиной Николаевной успели добраться-таки до тех самых элитных салонов, в которых есть неведомые солярии, и вернуться в родную провинцию красотками-мулатками…

– Люд! – окликнули меня, и сердце предательски ёкнуло – Лёшка!

Какое-то дурацкое волнение, если честно. Или даже страх? И тысяча мыслей в те десять секунд, что он перебегал ко мне с другой стороны неширокой улочки. «Задрать нос и отшить по-быстрому? А с чего вдруг? А если нас увидят? Кто? Да и увидят – ну и что, подумаешь, два человека встретились на улице»… А сама машинально бросила взгляд по сторонам.

Вокруг раскинулись родные уютные, утопающие в весенней зелени старых раскидистых деревьев трущобы. Общажные кварталы, правда, остались немного позади, и теперь шли дворы с такого же типа квартирными домами: двухэтажными, всего на два – три подъезда каждый. Фактически, деревянные хибары, обложенные кирпичом. Старожилы поговаривали, что по документам они были снесены сразу после смерти Сталина, и на их месте давно уже стоят «хрущёвки»…

– Привет! – Лёшка подлетел ко мне и встал, вдруг, как вкопанный, словно только сейчас очнулся. – Как дела?

– …Нормально.

– Христос Воскрес, кстати…

Мы сказали это одновременно и тут же немного нервно рассмеялись. Непонятное волнение заставляло отводить взгляды, но они всё-таки возвращались друг к другу, как намагниченные.

– Воистину Воскресе, Лёш…

– Ну… Как это… Может, обнимемся? Вроде как положено?

Смешной такой, со своим фирменным румянцем.

Обнялись. И даже расцеловались, как положено – троекратно, но, правда, только в щёчки… И я сразу же испуганно поджала плечи, выскальзывая из его рук.

– Ты чего тут? К Наташке что ли? – машинально сделала шаг назад, разрывая пугающую близость.

– С чего бы это ещё? Нет, конечно. Тридцать восьмой дом ищу, а его, похоже, и в природе нет.