Милаха

– Впрочем, можешь не отвечать. – Едва он перешёл на «ты», сразу исчезли и неформальная смешливость, и весёлость во взгляде, а голос наоборот, стал напевным, как у доброго сказочника. Совсем как тогда, по телефону. – Видишь ли, малыш, мы в этом городе все люди знакомые, все друг другу товарищи – хочешь, не хочешь, а и о проблемах чужих рано или поздно становится известно всем. Вот и я узнал, – он посмотрел на меня какими-то странными, замутнившимися то ли похотью, то ли безумием глазами, – и удивился, что же ты, маленькая, не обратилась ко мне за помощью? – бросив локоть, ухватил меня за талию, притянул к себе. Я затрепыхалась, выворачиваясь, но он держал крепко, а смелости сделать сильный рывок и уж тем более – отпихнуть его, у меня не нашлось… – Нет, ну я понимаю, Денис – знатный вояка, герой, ветеран! Уважаемый человек! Для него преступить через гордость, это сродни капитуляции… Да ну и Бог с ним с Денисом, но ты-то? Для тебя ведь это проще простого – один звонок хорошему приятелю Эдуарду, и столькие проблемы твоего мужчины могут быть решены! Неужели ты не хотела бы ему помочь? Или потеряла мой номер?

Я молчала и, судя по тому, что щёки сводило судорогой, – улыбалась. И думаю, та улыбка была похожа на оскал.

Денис, блин… Ну и где ты сейчас?!

Я так остро ощутила потребность в нём, в его защите, в его обещании, что ни одна сука не посмеет меня тронуть…

– Возьми, – Панин протянул мне чернильно синюю с золотым тиснением визитку. – Последний раз даю, малыш. А дальше уж извини, не люблю, когда моих ожиданий не оправдывают. Глупенькие деточки живут плохо, умненькие – хорошо. Нас этому ещё до войны в школе учили. А чему вас учат?

– Галюнь, не знаешь, Милаха уехала уже? – раздался из коридора бархатный окрик Зойки. А через мгновенье – уже ближе, совсем рядом с моим залом: – Ладно, гляну. А ты зайди ко мне, Галь! На пять минут!

Панин не засуетился, не дёрнулся, просто медленно, успев при этом плотоядно пройтись ладонью по моей ягодице, убрал руку. А уж я отскочила сразу на пару метров! Засуетилась, якобы поправляя постер на стене, и в этот момент на порог порхнула Зойка. Замерла на мгновенье, цепким взглядом оценивая обстановку, и широко улыбнулась:

– Милусь, давай, пятиминуточка – и по домам. Да бросай, бросай всё, уборщица приберёт!.. Скучаешь, Эд?

– Не-е-ет, не переживай! – вскинул он открытые ладони. – Инспектирую. Не понимаю, почему у вас на стенах висят американские актриски, когда лицом клуба, насколько я понимаю, выбрана эта молодая особа?

– Молодой особе МУЖ, – тут она сделала акцент, – не разрешает фотографироваться в таком виде, как те актриски.

– Ну, значит, эта особа нерентабельна? И её нужно поменять на другую, у которой нет проблем с мужем?

– А у неё и нет проблем с мужем, – фыркнула Зойка. – Во всяком случае – пока. А новую искать, это сколько времени! И потом – опять вложения в рекламу… Нет, даже думать об этом не хочу! Да и на конференцию кто едет? Она! А там ценник – мама не горюй! Не говоря уж о том, что девочки от неё кипятком ссут, и дай я им сейчас другого инструктора, сразу сбегут…

Ой, ребятки, ну что вы, не смущайтесь, говорите, говорите… Кобыркова – человек? Да разве? Дополнительная опция вашего бизнеса, не больше…

– Я пойду? – несмело отвлекла я Зойку, стоящую в проходе.

– А, да Милусь, давай ко мне в кабинет, – она шагнула в сторону, обдавая меня дурманяще—роскошным ароматом своего парфюма. – Только переоденься сначала. А то, боюсь, замёрзнешь…

***

– Макс, ты извини, но, похоже, тебе всё-таки придётся тащиться ко мне ещё и среди ночи. Выезд немного переиграли, и теперь в половине второго мне надо быть на Союзной, прямо на остановке.

Он пожал плечами:

– Да без базара. Я бы всё равно караулил возле подъезда.

– В смысле?

– Батя велел сдать тебя с рук на руки.

– М… Как мешок картошки, да? – буркнула я.

– Ты гандон, куда прёшься?! – неожиданно рыкнул Макс и ожесточённо посигналил вслед удаляющейся «шестёрке». – Урод… Что? Извини, не расслышал.

– Да так…

Он глянул на меня мельком.

– У тебя что-то случилось?

Я помолчала, усиленно глотая ком в горле, справляясь с дрожью в голосе. И ладно, хрен с ней со слезой, скользнувшей по щеке… Если не вытирать, то Макс и не заметит. Кисло улыбнулась:

– Это самый популярный вопрос, что ты задавал мне за последние два дня, тебе не кажется?

Он снова глянул на меня, теперь уже внимательнее:

– Нет, серьёзно, тебя кто-то обидел?

– Нет.

– А чего плачешь?

Макс, блин… следи за дорогой, а? Вздохнула и зажмурилась, позволяя сорваться с ресниц всем слезам сразу. Чего прятаться-то теперь.

– Устала просто.

– М… Слушай, а я тут подумал… Кореш-то мой и этот твой Лёшка в одну часть, получается, попали, так?

Я от неожиданности даже глаза открыла.

– Это ты к чему?

– Ну как… Туда попозже могу адресок узнать. Если надо, конечно.

– Нет, не надо! – почему-то испугалась я. – Даже в мыслях не было! Блин, Макс… Ну ты… У меня нет слов, вот честно! Долбануться можно! Труффальдино, блин, нашёлся!

– Кто?