Милаха

Немая пауза была слишком долгой и… громкой, если можно так выразиться.

– Привет, Лёш…

Не знаю как у него, а у меня сердце просто зашкаливало.

– Привет… Люд.

– Ну, молодёжь, вас, я так понимаю, знакомить не надо, а ты Галь, прошу любить и жаловать, – Лёша Савченко. Мастер спорта, между прочим, и даже чемпион какой-то, да Лёш?

Он опомнился, отодрал от меня взгляд, повернулся к Зойке:

– Что?

– Я говорю, ты чемпион или нет?

– А, да… – он смутился, – среди юниоров по Южному Федеральному… Но это давно было, ещё в девяносто первом.

– Савченко? – уточнила Галина Николаевна. – Вольная борьба, да? Ну так я тебя помню, ты же во второй спортивной тренировался, у Ситникова, правильно?

– Да. Я вас тоже помню. Вы там спортивную гимнастику ведёте. Васильева, кажется.

Она кивнула:

– Галина Николаевна. Ну и как ты Алексей? Где сейчас? Спорт не бросил?

Она засыпала его вопросами об учёбе и тренировках, а Лёха скупо отвечал, напряжённо держа плечи чуть сжатыми к груди, чтобы не стеснять нас с Галиной. А может, что бы избежать прикосновений ко мне.

Да, был бы ещё внедорожник – было бы просторнее, но салон легковушки, пусть даже и Мерседеса, оказался маловат для такого бугая. Вот странно, кстати, не замечала раньше, чтобы Лёха был таким здоровым.

Разговоры постепенно стихли – наверное, и Галина Николаевна, и Зойка задремали. Лёшка подался вперёд, положив локти на спинки передних сидений, и изредка перебрасывался с водителем короткими репликами.

Я сидела, вжимаясь в дверь, и делала вид, что сплю, а сама разглядывала сквозь ресницы Лёшкин силуэт. Почему-то нестерпимо хотелось протянуть руку и коснуться его затылка, скользнуть ею вниз по шее, а потом на спину – по буграм крепких мышц, и снова на затылок, щекоча ладонь об ёжик коротко стриженых волос…

«Ты зачем усы сбрил, дурик?*» (Реплика из к/ф «Бриллиантовая рука» (1968г.) реж. Л.И.Гайдай – так и рвалось из меня, и от этого становилось смешно и приятно. А правда, зачем он постригся-то? А как же его моднявая чёлочка и манера мотать головой, откидывая её назад?

То ли из-за новой причёски, то ли из-за самой ситуации, из-за того, что в голове до сих пор не укладывалось, что вот он, сидит рядом, а вовсе не едет в какую-то там армейскую учебку, казалось, что это вовсе не Лёшка, а какой-то другой, совершенно незнакомый мне парень. Вот только магнитил-то он меня очень знакомо! И, что самое ужасное – совершенно неуместно и как никогда раньше сильно.

Что за фигня, блин? Почему он едет с нами? Оно бы и спросить, но не понятно, как вообще вести себя с ним при Зойке? Что она знает о нас – что мы когда-то просто учились в одной школе, или что-то большее? Не дойдёт ли до Дениса весть о том, что мы с ним общались?

Да и сам Лёшка – как быть с ним? Чтобы случайно не дать пустую надежду, но и не ранить в очередной раз? Пожалуй, лучше, чем вежливый нейтралитет ничего и не придумаешь.

Отвернулась к окну и тут же почувствовала, как Лёшка откинулся назад, на сиденье. А ещё через мгновенье его ладонь вдруг невесомо легла на моё бедро и замерла.

Я едва сдержала улыбку. Вот засранец! Диверсант хренов.

Где-то за грудиной вдруг сладко заныло. Просто наваждение какое-то!

А Лёшка убрал вдруг руку с ноги и, заведя её назад, осторожно просунул под мою шею…

И я сдалась.

Наверное, это было свинством по отношению к Денису, ведь в тот момент я не просто уселась поудобнее, приклонив голову Лёшке на плечо – я именно поддалась нестерпимому желанию прильнуть к нему, пусть даже делая вид, что сквозь сон не соображаю что делаю… Да, это был спектакль для Лёхи, но я-то соображала! И я просто не устояла. Сдалась. Провалилась в его тепло и заботу – как в омут, и замерла, доверив эту тайну молчаливой темноте салона. А Лёшка прижался к моей голове щекой… и вдруг поцеловал в макушку и так и затих, уткнувшись в неё лицом.

Сердце его билось часто-часто, как после хорошей пробежки и, наверное, возьми я его сейчас за руку, она бы, как и прежде, слегка дрожала от волнения. А может, и нет. Вот только сейчас, впервые за три года, мне не было до этого дела, и даже больше – это было чертовски приятно, потому что теперь я точно знала, что это не от страха. Неужели он до сих пор меня любит?

***

Очнулась внезапно, от Зойкиного смеха. Приоткрыла глаза – уже рассвело и, несмотря на сильную тонировку, видимость в салоне была достаточной.

Зойка оживлённо разговаривала с водителем и, возможно, и не оборачивалась назад… Зачем бы ей это, да? Господи, ну пусть не оборачивалась, а?

Запоздалым раскаянием в голову ударила вина. И страх.

Осторожно, не создавая лишнего шума, стала выбираться из Лёшкиных рук – блин и когда мы успели-то усесться ещё и вот так, слегка развернувшись друг к другу, так, что теперь он обнимал меня уже и второй рукой, сцепив свои пальцы на моём плече. И мало того – я-то тоже обнимала его обеими руками, удобно устроив голову на груди! Идиллия, блин!