Миленький ты мой

Я не родила тогда от любимого — сделала аборт. И не родила от случайной, кратковременной связи. Рассчитывать там было не на что, но тот, краткосрочный, любовник был красив и умен. Второй аборт, подпольный. Еле выжила… Не хочу даже вспоминать! Важно то, что не родила. Все время боялась. Голода, холода, нищеты, осуждения. Отсутствия работы. Боялась, что подурнею, растолстею, увяну. Всю жизнь боялась всего. От Краснопевцева я тоже могла родить, если бы захотела. Но… не захотела. Почему? Никто не поймет… Богатый и уважаемый муж, огромная квартира, набитая добром. Прислуга, шофер. Спецполиклиника. Разумеется, была бы и няня. Тогда почему? А потому что снова боялась! А вдруг Краснопевцев уйдет? Бросит меня и найдет себе помоложе? Вернее, уйду-то я, это меня выгонят из квартиры. С ним по-другому и быть не могло. Про его короткие интрижки я кое-что знала. Мир-то — он тесен! И доброжелателей в нем полно.

Пошла как-то сплетня, что какая-то девка родила от него сына. Правда или неправда — не знаю, не проверяла. Но он к ней не ушел. Наверное, помогал — если эта история имела место. Не знаю. Какое мне дело? Мне от этого меньше не доставалось. Но я всегда помнила, что он любил только Лилю.

И еще, я боялась расстроить себя! Я вообще ничего знать не хотела. Вышла за него — грубого и резкого мужлана, — чтобы улучшить свою жизнь, а не ухудшить ее.

Лиля… Прекрасная Лиля. Первая любовь моего сурового мужа. Первая и последняя. Я подолгу рассматривала ее фотографии — он прятал их в самый угол письменного стола. Но я нашла, разумеется! Я смотрела на нее и любовалась. Лицо у нее было… нездешнее. Узкое, тонкое, гордое. Взгляд надменный и грустный. Насмешливый взгляд. Словно она всех живущих… слегка презирала! Словно знала о том, что не знают другие.

Темные волосы, темные глаза. Длинные брови. Между бровями — глубокая складка. Глаза тоже длинные… Странный разрез! Огромные и узковатые — разве такое бывает? На щеках тень от ресниц. Тонкий и нервный нос с чуть заметной горбинкой. И печальные, нервные губы.

Красавица? Да, безусловно. Но не из тех, к кому просто так подойдешь.

Потом я нашла ее портрет — уже после его, Краснопевцева, смерти. И повесила его в кабинете. Иногда захожу и смотрю. И снова жалею ее, эту Лилю… Страшную жизнь она прожила. И что я ревновала тогда? Дурой была потому что! Молодой, бестолковой была…

Я знала, что она из известной семьи — дочь ученого-микробиолога. Мать — поэтесса, из дворян. В двадцатые годы личность известная — подруга Блока и Белого. Стихи писала надрывные, яркие. Блистала красой. Влюблялись в нее отчаянно! Потом с поэзией было покончено, вышла замуж за ученого — человека другого круга. А потом тридцать седьмой. Ученый и поэтесса в разлуке были недолго — сначала взяли его, а через месяц и ее. Девочку Лилю спасла одинокая старая тетка. Кончилось все в одночасье — квартира в Столешниках, дача в Абрамцево. Гости по воскресеньям. Мамины упражнения на фортепьяно. Папины статьи и учебники. Кухарка и истопник — все исчезло, как и не было.

Старая тетка жила в бараке на Преображенке — деревянный дом и сплошная пьянь вокруг. Во двор девочка не выходила. Там ее дразнили и били. Барышня и дочь врагов…

Вот тогда она и начала рисовать. А что еще делать?

В семнадцать — сумасшедший роман с немолодым учителем рисования, преподавателем художественного кружка. Беременность, дочка. Художник сбежал — семья и трое детей. А она осталась с больной тетушкой на руках и дочуркой.

Дальше было художественное училище, где она познакомилась с Краснопевцевым.

Думаю, она его презирала — мужлан, простолюдин, нахрапистый и оглушительно громкий. Но любил — она это чувствовала. Любил и готов был спасать. Поддерживал, покупал дочке игрушки. Привез мешок картошки и сало. Возил к тетке врача. Попросил руки племянницы. Тетка удивилась: в наше время и подобные церемонии?

Заплакала и благословила. А племянница растерялась и вышла из комнаты.

Полночи бродила по улицам. Плакала, думала, жалела себя. Вспоминала родителей. Те, разумеется, не вернулись — сели по пятьдесят восьмой: десять лет без права переписки.

Она понимала, что не любила. Совсем. Но очень устала. Устала бороться и биться… одна. И на следующий день согласилась. Кстати, тогда, в ту ночь, он не ушел из барака на Преображенке. Ждал ее до утра. А увидел — заплакал.

Это все и решило…

Я не любила его, а к ней ревновала! Как такое возможно? Не понимаю. Завидовала, что ли? Не знаю. Лиля эта стояла как тень между нами. Всегда. Он иногда называл меня ее именем. Я обижалась, а он смущаясь, оправдывался: «Лиля, Лида… Какая разница? Почти одно и то же, прости господи!» Знаю, что жили они плохо, ругались, не понимали друг друга. А потом она ему изменила. Влюбилась или назло? Я не знаю. А он не простил — гордыня его была безразмерной. Что говорить, плюнули в душу. Ушел от нее и сделал вид, что забыл.

И еще он понимал, что она талантлива. Куда ему до нее! Он-то пробрался другими путями: комсомол, партия… Пер по лестнице вверх. А как у нас можно сделать карьеру?