6.
– Разрешите унести, Андрей Иванович? – Ангелина Степановна натренированно заскользила по кабинету, прибирая оставленные на столах бумаги с пометками. Возле задумавшегося у окна генерала приостановилась. Дождалась разрешающего кивка:
– Может, чаю?
– Водки хорошо бы. Шучу. Кофе. И покрепче.
– А чай бы лучше. Ведь и без того по десяти чашек в день.
– А вы считаете?
– Что я? У вас на лице весь счет, Андрей Иванович. Отдохнули бы!
– В могиле отдохнем.
– И шуточки, между прочим, плохие. Злую карму притягивают, – посетовала Ангелина Степановна. Но, уловив злое движение головой, деловым тоном закончила:
– У вас в двадцать один совещание с замами. Может, отменить?
– Ни в коем случае. Работаем по плану.
– И еще – в приемной Игорь Викторович Сутырин. Он в отпуске, но просит принять по личному вопросу. Я скажу тогда, чтоб завтра.
– Через пять минут пусть заходит. Андрей прикрыл глаза. А когда открыл, секретарши в кабинете не было, и из приемной доносился гул «уничтожителя бумаги».
Вновь вспомнился скверный разговор с Морозом. Оставалось только догадываться, где и как мог нарваться «блуждающий опер» на сошедшую с орбиты Каткову и что наговорила ему ополоумевшая от горя баба.
Тот, двухлетней давности случай и без того саднил застарелой заусеницей.
В не самое удобное время обратилась к нему тогда Валентина. Только разрешился конфликт между президентом и Верховным Советом ( надо же – «разрешился конфликт», – подивился обтекаемости собственных формулировок Тальвинский, припомнив почерневшие от танковых залпов стены). Обе стороны требовали от всех и от каждого изъявления жесткой поддерживающей позиции. Но, посчитав их равными друг другу, в смысле – равно удаленными, Андрей в те дни предпочел отлежаться в госпитале.
Нейтралитет не прошел: в начале чеченской компании в область нагрянула комиссия МВД. Копали основательно. Не смог отвести угрозу и Воронков: последовательно выступающий против гайдаровской линии, он тогда впал в немилость. Спасибо, выручила Панина. Через свой банковский мир вышла на правительство. Впрочем это было уже позже, когда ситуация и вовсе достигла точки кипения.
А в тот момент до той точки надо было еще дожить.
Да, не в то время и не в том месте попросила Каткова о помощи.
Обычно практичная, взвешенная, в этот раз, будто предчувствуя беду, ворвалась к нему в кабинет, преодолев сопротивление и растерявшегося адъютанта, и даже непроходимой Ангелины. И прямо при присутствующих только что не бухнулась в ноги, умоляя помочь.
И помог бы, конечно. Уж кому-кому. Но – нельзя было вот так при посторонних. И не все эти посторонние были своими. Плохо, конечно, и то, что облвоенком в то время играл за другую команду. А значит, обратиться к нему лично, не поставив себя в зависимость, было нельзя.
Сложные тогда вязались комбинации. Едва-едва разрулил.
И все-таки ведь не отказал. Пусть не напрямую, но поручил доверенному начальнику райотдела на своем уровне решить вопрос через призывной военкомат. И тот пообещал, причем – уверенно: не раз проворачивал. А через неделю прибежал потерянный: насчет Катковских пацанов райвоенкомат получил прямое указание от облвоенкома.
Все стало ясно: посторонние, которые были не своими, забросили на него сеть – на злоупотребление служебным положением. Еще бы! Начальник УВД, отмазывающий детишек любовницы от выполнения священного долга.
Это и была цена вопроса.
Но не объяснять же все это Морозу, патологически не способному понять, что существуют отношения более сложные, чем « ты за меня, я за тебя».
« Засиделся в пацанах. Вот тяну наверх, а будет ли еще толк?»