Милкино счастье

Потом Людмилу пригласили в кабинет к Хатидже. Она снова была внутренне удивлена собственной реакцией. Ранее ей казалось, что теперь, зная о том, что Хатидже на самом деле кастрированный мужчина, она не сможет более раздеться перед этим странным существом в женском платье. Но придя в комнату к мастеру, Людмила, напротив, почувствовала острое желание не только обнажиться перед евнухом, но ей почему-то захотелось, чтобы он смотрел на нее более пристально. Она чувствовала острую смесь любопытства, вожделения и даже наслаждения от мягких и прохладных касаний распаренных пальцев старого евнуха. Ей хотелось еще шире раздвинуть перед ним ноги. А когда легкая, словно птичье перо, острая сталь лезвий порхала по ее выпуклому лобку и припухшим губам, девственная раковина исторгала поток скользкой влаги, которая переливалась в свете ярких ламп.

«Ах ты, похотливая сучка! – думал про себя граф, сидя в потаенной комнате. – Сегодня я вы* бу тебя так, что ты не сможешь ходить! Но сначала я накажу тебя…»

Оптика Швабе отлично позволяла видеть все детали пикантного дамского туалета. Да, он видел, как Людочка периодически закатывала глаза. Как сбивалось ее дыхание, и темнели зрачки карих глаз. Как она закидывала назад голову с тяжелыми локонами новой высокой прически, делавшей ее похожей на римскую красавицу. Как напрягались ее длинные ноги, силясь раздвинуться шире, как ее розовый анус дрожал и судорожно сжимался от манипуляций Хатидже.

Девушка непроизвольно или от страха быть порезанной напрягала бедра и тянула носки узеньких стоп, но металлическая конструкция желобов хитроумного кресла не давала ей это сделать. Она закусывала нижнюю губу. Ее соски темнели и становились плотными, а светлый лоб покрывался легкой испариной.

Казалось, что Хатидже совсем не интересны все ее душевные и телесные страдания. Он подчеркнуто бесстрастно делал свою работу.

«Интересно, как у него ТАМ все устроено? – думала она. – Остался ли у него пенис? Да или нет? И как он мочится? Осталось ли у него желание овладеть женщиной?»

Когда Колетт вывела Людочку из тайного кабинета, Краевский ждал ее в маленькой прихожей. Людмиле показалось, что он был немного раздражен. Его взгляд стал строже и холоднее. Он сжал ее предплечье так сильно, что она удивленно посмотрела ему в глаза.

– Анатоль, что с вами? Я что-то сделала не так? – глаза Людочки потемнели от испуга.

– Колетт рассказала мне о том, что одна юная девушка плохо себя вела у Хатидже.

– Кто? Это вы обо мне?

– Конечно, о тебе! О ком же еще?

– Она лжет…

– Признайся, тебе было приятно от того, что на тебя пялился этот кастрат?

– Какие глупости! Это вам Колетт сказала? А ей кто? Хатидже? – лицо Людмилы стало почти багровым. – Он лжет! Я больше сюда никогда не пойду.

– Ты будешь сюда ходить столько раз, сколько я прикажу.

– Но, почему я должна терпеть эти гнусности? Мало того, что я их терплю, так они еще смеют меня осуждать.

– Они не смеют. Смею только я. Успокойтесь, мадемуазель. Я просто пошутил…

– Как пошутили?

– А что, я случайно угадал? – он иронично приподнял одну бровь.

– Нет. То есть… Господи, вы измучили меня… – она закрыла лицо руками, готовясь заплакать.

– Успокойся, Мила. Я просто пошутил, – он рассмеялся. – Послезавтра вечером мы поедем с тобой в театр. Я заказал ложу. Ты наденешь туда новое платье из синего бархата и сапфиры.

– Какой театр? – рассеянно проговорила Людмила. Она еще не отошла от неприятного разговора.

– В наш, местный театр. Его в прошлом году прилично отремонтировали. Супруга губернатора нашего постаралась. Конечно, это не Мариинка, и в нем нет красивой бутафории, и освещение не то, но все-таки, я полагаю, что этот поход нас развлечет немного. Завтра там дает спектакль столичная труппа. Будет даже парочка итальянцев…

– А что за спектакль? – чуть оживилась Людмила.

– По-моему, Оффенбах «Птички певчие».

– Это оперетта?

– Да… Похоже, нечто легкомысленное. Но должен же я тебя хоть понемногу выводить в свет. И потом твои сапфиры. Куда нам их надевать, пока мы не отправились в Ниццу?

– Сапфиры? – растерянно пролепетала Людмила.

– Да, а ты забыла про них?

– А платье?! У меня же не готово платье.

– Сегодня вечером оно должно быть готово. Мы заедем за ним в салон.

Людочка заулыбалась, глядя на своего возлюбленного и несравненного графа.

– А сейчас куда? Мы поедем обедать?

– Ты проголодалась?

– Да, жутко.

– Тебе придется чуточку потерпеть. И вообще я тебе сегодня много есть не дам…

– Да? А что же?

– Сейчас мы заедем к Нойману. Там я тебя оставлю на пару часов, а сам уеду по делам, в Управу.

– Не-ее-ет! Я не хочу снова к Нойману…

Он остановился и посмотрел на нее так, что она замолчала.

* * *