И стараясь не обнаружить, как близко они между собой знакомы, он грубо толкает Гомбера. Николь разыгрывает испуг.
– Да будет так. Хасан Справедливый дал слово. Этот… кастрат… – твоя собственность отныне. Ну а ты, Гаратафас, приходи ко мне сегодня вечером, я должен поговорить с тобой. И своего раба возьми с собой!
Фламандец, который исподтишка наблюдает за лицом Хасана, внезапно замечает, что по этому лицу как будто пробегает какая-то тень – тень слишком знакомого ему сожаления.
Содимо и Фигероа за спиной Гаратафаса всячески выказывают свое нетерпение. Они уже видят себя спасенными от рабства этим великодушным турком. Их жесты, исполненные надежды, замечает Хасан. Его взгляд задерживается на маленьком испанце в сапогах, которые резко бросаются в глаза среди прочих босых ног.
– Кто эти двое, они как будто знают тебя? Но не проси меня за них. Хасан Ага никогда не оказывает сразу две милости одному и тому же человеку.
– Разумеется, они мне не нужны! – бросает Гаратафас.
Услышав это, Содимо плюет в его сторону. Зубы его при этом обнажаются, и видно, что спереди их не хватает – еще на галере ему их выбил Гаратафас. Тюремщик швыряет его на землю.
– Этот недорого стоит, с его щербатым ртом! Кто его хочет?
Работорговцы, внимательно наблюдающие за выбором
– Пусть отведут его в казарму, – объявляет
– Что? Меня к этим скотам? И чтобы я служил им для… для… для… мне страшно вообразить, для чего! Нет! Никогда! Лучше сдохнуть!
Содимо всаживает в икру тюремщика все свои когти и пропахивает в ней кровавые борозды. Несмотря на удары ногой, его хватка не ослабевает. И кто бы мог подумать, что в нем столько цепкости?
Янычар спускается, чтобы расцепить их. Один подзатыльник, и Содимо становится мягче тушеного кролика. Янычар закидывает его на плечо и уносит. Из кармана штанов художника выпадает какая-то медаль, которую никто из каторжников никогда у него не видел. Она сверкает на солнце серебряными бликами. Ее тотчас подбирает Николь. Его поступок не ускользает от внимания Хасана, который, однако, игнорирует эту кражу.
Среди рабовладельцев нарастает нетерпение. Они уже заранее поделили между собой несчастных солдат и ландскнехтов, заметно ослабевших и не интересующих Хасана. Их ранения ничего путного не обещают. Лечение раба дорого стоит. Большее, на что они сгодятся – это ходить за плугом и вертеть поливальную машину в богатой долине Митиджа.
Остаются иезуит и Фигероа. Эти двое располагают к насмешкам. Глядя на иезуита с его разодранной сутаной, тонзурой, мертвенно бледным цветом лица и всем его видом мученика по предопределению, можно подумать, что самой извращенной из пыток он бы счел отказ ему в мученичестве. Между тем, в сторонке, под пальмой, идет совещание между несколькими христианами, которые вытряхивают содержимое своих кошельков.
– Я вижу здесь иисусоедов, которые собирают взносы на выкуп этой тонзуры, – злословит Хасан. – Я им охотно ее уступлю, если они хорошо заплатят.
И шепотом
– Но если они его выкупят, нужно установить за ним слежку. Я хочу знать, в какой дом он пойдет. Он может быть нам полезен.
Что до Фигероа, то этот почти голый человек в высоких сапогах возбуждает все большее любопытство толпы и желание над ним поиздеваться. Он, который еще позавчера имел право выбирать между праздной жизнью и смертью, больше не видит перед собой ничего, кроме какого-то сброда, норовящего схватить его за ноги. Хотя возле тюремного сторожа он может чувствовать себя в относительной безопасности, мальчишки все-таки подползают к его ступням. Они с силой толкают его, он падает, сапоги мелькают в воздухе. Жадные пальцы ловят их. Спасая правый сапог, он теряет левый. Из-за его стараний вцепиться в оставшийся на нем сапог трещит и отрывается каблук. И происходит то, чего Фигероа боится намного больше, чем вечной погибели: алмазы катятся в пыль, а в оторванных подошвах блестит золото. Вся площадь разом испускает победный крик. Фигероа бросается за своими камнями. Крупный голубой алмаз сверкает на солнце. Едва он успевает подобрать его, как сверху раздается окрик.
– Стоп, испанец! – это хищный голос Хасана. – Что ты прячешь?
Со стремительностью ястреба-перепелятника
– Покажи!
Не обращая никакого внимания на приказ, капитан протягивает руку за последним камнем. Туфля
–Я сказал, покажи!