Милое дитя

– Что же ты хочешь ему сказать? – попытался я отвертеться от назревающей дискуссии, в которой все равно не нашлось бы компромисса.

Карин всегда поощряла Марка. «Он никогда не тронул бы Лену». И ничто не могло ее разубедить.

А я первым делом назвал его имя, тогда, в полицейском участке, когда мы приехали заявить об исчезновении.

– Марк Суттхофф, – сказал я без раздумий.

– Маттиас! – вскинулась Карин и толкнула меня локтем в бок.

Суттхофф, в своем воображаемом мире модель/актер/певец, а в действительности самодовольный торговец подержанными машинами, у которого мы в свое время купили «Поло» для Лены. Ей только стукнуло двадцать, она еще жила с нами и пока не перебралась в свою квартирку в Хайдхаузене. Я ничего не замечал, но, вероятно, он уже тогда, на стоянке, вился вокруг Лены и за моей спиной добыл ее номер.

Как-то вечером он заявился к нам домой, и Лена радостно сообщила:

– Пап, ты же помнишь Марка, он продал нам «Поло».

Этим ему и следовало ограничиться. Это все, чего мы хотели от него: маленький синий «Поло», будь он проклят. Нам не требовалось бонусов в виде растянувшейся на долгие годы драмы. Лена и Суттхофф вместе, Лена и Суттхофф порознь. «Представляешь, Марк флиртовал с другой! – Вот и пусть валит к черту! – Но, пап, я же люблю его!»

Лена не видела того, что видел я. Он был просто недостаточно хорош для нее.

Карин обычно отмахивалась от моих доводов: «Ты даже не хочешь дать ему шанс», – и при этом вздыхала и качала головой.

Никто не видел того, что видел я.

И теперь, в больничной палате, мы, похоже, возвращались к этой ненавистной теме. Карин хотела позвонить Марку и рассказать о том, что произошло этой ночью.

– Мы сами толком ничего не знаем, – процедил я сквозь зубы в надежде, что на этом все и закончится.

– Я не говорю, что надо звонить сейчас, уж точно не в такую рань. Но позднее…

– Что ты несешь… – не сдержался я, но в следующий миг опомнился.

Однако Карин высвободилась из моих объятий и шагнула обратно к кровати.

– Прости, – бросил я через плечо. – Просто я не понимаю, к чему это. Он уже не имеет никакого отношения к Лене.

– Он тоже страдал, как и мы.

– От чего? От неизвестности? – Я возмущенно выдохнул. Не прошло и года после исчезновения Лены, как Марк перебрался в Париж, с новой подружкой. – Ему не так уж много времени потребовалось, чтобы забыть о ней. Ей бы этого не хотелось…

Я запнулся, и это не укрылось от Карин.

– Сейчас все равно остается только ждать. Но когда станет известно что-то конкретное, нужно будет ему позвонить. Я серьезно, Маттиас. Мы должны позвонить, это справедливо.

Я отчетливо видел, как исказилось мое лицо в отражении.

– Я сказал – нет, – огрызнулась эта гримаса.

– Ладно, – вздохнула Карин. – Успокойся. Я не хотела…

Недосказанные слова заполнили пространство своей тяжестью.

С той минуты мы не проронили ни слова. Воздух по-прежнему налит тяжестью, молчание гнетет нас обоих. В голове разворачиваются сценарии, от которых еще страшнее, если не поделиться ими.

– Пока что у нас лишь разрозненные сведения, – сообщил Гизнер.

Похищение, хижина в лесу, женщина похожая на Лену, маленькая Ханна. Я пытаюсь увязать все воедино, но ничего не получается. И потому я принимаюсь мерить шагами палату, как запертый тигр. Карин лежит на кровати, взгляд неподвижно устремлен в потолок, руки сложены на животе. Я отмечаю, что ей не помешало бы немного поспать.

– Не могу, – отвечает она вполголоса.

Ощущение такое, словно мы ожидаем результатов сложной операции. Я теряю выдержку.

– Пойду спрошу, что там.

Карин приподнимается на локтях.

– Уверена, они еще ведут опрос, иначе давно пришли бы и всё рассказали.

– Может, я сумею помочь.

– В чем, в опросе? – Карин тихо смеется. – Ох, Маттиас…

– Нет, я серьезно. Почему они так долго? Может, этой особе нужно просто приставить пистолет ко лбу. Наверняка она знает, что с Леной.

У Карин расширяются глаза.

– Ты так думаешь?

– Ну конечно! С чего бы еще ей выдавать себя за Лену? И почему эта девочка считает ее мамой? – Я указываю в направлении двери. – Та девочка – дочь Лены, это и слепой разглядит! Для этого не нужны никакие ДНК-тесты.

Карин свешивает ноги с кровати.

– Думаешь, эта женщина как-то причастна ко всему?

– Ну ты ведь и сама заметила, что не все увязывается в этой истории?

Стук в дверь.

Карин рывком вскакивает с постели и тянется, чтобы взять меня за руку. При этом пальцы перебирают по воздуху, так, словно играют замысловатую пьесу на пианино. Я хватаю Карин за руку и притягиваю к себе. Так мы и стоим, взявшись за руки, плечом к плечу. А еще через секунду входит Гизнер, чтобы ввести нас в курс дела.

Ханна

За дверью довольно темно. Деревья чернеют во мраке, и ветки как скрюченные пальцы чудищ. Мама кричит:

– Не поймаете!

У меня под ногами хрустят сучья, и у мамы тоже. Поэтому я знаю, в каком направлении бежать, хоть и не вижу ее в темноте. Только изредка, когда деревья расступаются, я успеваю заметить подол ее красивого белого платья, как оно отливает в сиянии луны.