Милое дитя

– У нас есть его ДНК, – повторяет Герд. – Ты же знаешь, сколько времени отнимают все эти процедуры. В реальном мире все происходит немного иначе, чем в «Месте преступления» [12], где за несколько секунд готовы шокирующие результаты.

– За несколько секунд… – Я смеюсь. – Тебе напомнить, сколько лет прошло с исчезновения Лены?

– Чего нам теперь ждать? – спрашивает Карин, вероятно, чтобы отвлечь меня.

Но этому не бывать. Я верну Лену домой, так он мне обещал, четырнадцать лет назад. Теперь моим утешительным призом, возможно, станет обглоданная кабанами кость. Или и вовсе два волоса с корнями – спасибо и на том. Зато этот мерзавец достался им в целости – и все равно им не удалось выяснить, кто он! Я чувствую, как у меня вспыхивает лицо, в то время как Герд рассказывает Карин о каком-то химическом препарате, которое может проявлять затертые следы крови. Впрочем, если говорить о Лене, то ее крови не обнаружилось в том количестве, которое указывало бы на опасные для жизни кровопотери.

– А как насчет хижины? – перебиваю я. – У нее ведь должен быть хозяин! Такие сооружения надлежит вносить в реестр.

Герд вздыхает с видимым напряжением и поворачивается ко мне.

– Неясно даже, на чьей территории находится эта хижина, баварской или уже чешской. В любом случае это приграничная зона. Ничейные земли. Официально там не числится никаких строений. И очевидно, никто и не знал о ней. Там такие заросли, что даже на машине не проехать.

– Господи, Герд! – взрываюсь я и вскакиваю. – Растормошите эту Ясмин Грасс! Неужели она прожила с ним четыре месяца в одной хижине и даже не знает его имени? Да она же вам просто в уши ссыт!

Герд также поднимается. Мы стоим друг против друга, нас разделяет лишь журнальный столик – и жалкие попытки Карин восстановить мир.

– Маттиас, они делают всё…

– Фрау Грасс сказала, – Герд игнорирует ее попытки, но, в отличие от меня, старается сдерживать голос, – что похититель не называл своего имени. У нас нет оснований сомневаться в ее показаниях. А для детей он просто папа.

– Позволь мне с ней поговорить! Увидишь, как быстро она вспомнит его имя!

– Это безумие, Маттиас, и ты сам это знаешь.

– Безумие, значит?

– Разумеется, мы не позволим тебе давить на свидетельницу.

– Хороша свидетельница…

– Ты лучше других должен понимать, чем это может окончиться.

Я раскрываю рот, чтобы ответить, но мне нечего сказать.

– Послушай, Маттиас. Я более чем уверен, что в скором времени мы установим личность похитителя. Но это не значит, что автоматически прояснится судьба Лены. Вы оба должны это понимать. – Он вновь поворачивается к Карин, и ему хватает наглости улыбнуться, снисходительно и придурковато. – Но мы делаем всё, что в наших силах.

Я хватаюсь за грудь, боль сдерживает мой тон.

– «Я верну Лену домой». Это твои слова, Герд. Твои слова.

Короткими, выверенными шагами я пересекаю гостиную в направлении прихожей. Мне нельзя оступаться – только не сейчас, не здесь, только не при Герде.

– Добудь хотя бы причину, почему он отнял у нас дочь, – бросаю я через плечо, уже стоя в проходе. – И пару костей для Карин, чтоб ей было где высадить цветы.

Я уже дотащился до лестницы.

– Кстати, Маттиас! – окликает меня Герд. – Наши выверты с ДНК показали, что Ханна и Йонатан совершенно точно являются детьми Лены. Теперь ты официально дедушка. Мои поздравления.

– Идиот, – бормочу я и осторожно поднимаюсь по ступеням, обратно в кабинет.

Ханна

Иногда я лежу ночами в кровати, и мне не хватает моего звездного неба. Я протягиваю руку, тянусь к потолку, и мне грустно оттого, что не могу коснуться звезд. Представляю, как мама берет мою руку и ведет мой указательный палец от одной звезды к другой, соединяя их невидимыми линиями. Она объясняет:

– Это самое известное созвездие, Большой Ковш, – и улыбается мне.

Я улыбаюсь в ответ, хотя читала в толстой книге, где на все есть ответ, что это вовсе не самостоятельное созвездие, а просто семь самых ярких звезд в составе созвездия Большой Медведицы. Когда я думаю об этом, о звездах и маме, сердце гложет тоска.

Мне совсем не нравится в детской больнице. Я скучаю по семье, и мне не хватает Фройляйн Тинки с ее чудными лапками и мягкой шерсткой.

Мне не нравится моя комната. Потолок слишком высоко, и я не могу дотронуться до него, как бы ни тянула руку. Там нет звезд. И от первого в моей жизни настоящего окна мало толку, потому что мне нельзя поднимать жалюзи. Я бросила в него стулом, но это лишь породило шум. И неприятности. Фрау Хамштедт по-прежнему утверждает, что она доктор, хотя я до сих пор ни разу не видела ее в халате. Она здесь главная. Я говорила ей, что я здорова и не должна находиться в больнице, и все равно меня не отпускают домой. Я не могу даже сходить в туалет, когда приходит время, и меня постоянно просят рассказать о том, что меня пугает. Но меня ничего не пугает, мне просто здесь не нравится. И только поэтому мне не хочется ждать, а хочется поскорее вернуться домой. Когда я говорю об этом, фрау Хамштедт произносит лишь: «Ханна», – таким странным тоном, будто я не совсем разумна.