Милое дитя

Сегодня вторник или среда, я не знаю точно. Что я могу сказать с уверенностью, так это то, что сейчас половина первого. Я только что сходила в туалет. Фрау Бар-Лев еще не поднималась. В животе начинает урчать.

Еще я знаю, что стук в дверь, который заставил меня подскочить в кресле, – неверный. Не тот порядок. Не три коротких и два длинных.

Я тру глаза – недосып с прошлой ночи – и прислушиваюсь. На кухне капает из крана. Гул уличного движения за окном, грохот отбойного молотка.

Вот снова, стук в дверь. Слишком энергичный и не в той последовательности.

Тук-тук-тук-тук.

Четыре коротких.

Я осторожно пересекаю гостиную. На ногах у меня толстые шерстяные носки. Моя тень гротескно вытягивается в тусклом свете лампы, что стоит на столике рядом с креслом.

Тук-тук-тук, три коротких. Я замираю. Может, все-таки фрау Бар-Лев?

Двигаюсь дальше. Нельзя издавать ни звука. Крадусь по коридору. Моя тень, как мрачный авангард, скользит по голому ламинату к входной двери, а я следую за ней.

Тук-тук-тук-тук, четыре коротких.

Бросаю взгляд на дверь в спальню – убеждаюсь, что она закрыта.

Снаружи, перед входной дверью, поскрипывает половица, словно кто-то нетерпеливо топчется. Я слышу женский голос, осторожное:

– Есть кто?

И затем:

– Фрау Грасс, вы дома?

Это не фрау Бар-Лев.

Я приближаюсь к входной двери, сердце мечется в груди. В дверной глазок вижу женщину. Может, из полиции, прибыла с новыми вопросами? Или настырная репортерша, выяснила, где я живу, и хочет выведать подробности, о которых я предпочла бы умолчать? Оба варианта лишь усиливают дрожь в теле. Я не хочу открывать, и уже повернулась спиной к двери, как снова слышу голос:

– Фрау Грасс, если вы дома, откройте, пожалуйста. Меня прислала фрау Бар-Лев.

Всем своим телом я чувствую подвох, и единственное обоснование этому – неправильный стук. Слева позади меня стоит комод. Я вслепую протягиваю к нему руку, бестолково шарю в поисках оружия, не отводя глаз от запертой двери. Задеваю фотографию в рамке, и та бьется об пол. Я испуганно отдергиваю руку.

– Фрау Грасс? Вы дома? – спрашивает женщина за дверью, вероятно, заслышав шум.

Я делаю вдох, поворачиваю ключ и осторожно приоткрываю дверь. Женщина примерно моего возраста, короткие томатно-красные волосы, челка падает на лицо. Она смущенно улыбается.

– О, как хорошо! А я уж думала, не застану вас…

Я сканирую ее внешность, отмечаю джинсы и футболку – и небольшую кастрюлю в руках.

– Я принесла поесть, фрау Грасс.

– Кто вы?

Женщина неопределенно кивает через плечо.

– Ах, да. Здравствуйте. Меня зовут Майя, я соседка фрау Бар-Лев, тоже живу на третьем этаже. Фрау Бар-Лев сегодня утром уехала к сыну и попросила меня передать вам обед, вот, – она кивает на кастрюльку. – Она приготовила перед отъездом. Да, и вот еще, – ее голова склоняется к левому плечу. Под сгибом руки у нее несколько конвертов, свернутая газета и рекламные буклеты. – Я и вашу почту захватила. Фрау Бар-Лев сказала, что вы поправляетесь после серьезной операции и вам еще трудно ходить.

– Да, – машинально отвечаю я, но в то же время задумываюсь, возможно ли такое. Действительно ли Майя не знает, кто я? Неужели фрау Бар-Лев так и не рассказала ей о жертве с пятого этажа?

Сама-то фрау Бар-Лев узнала обо всем еще неделю назад, когда меня только выпустили из больницы. В сопровождении мамы и полицейского я тащилась по лестнице на свой этаж, а она, согнувшись пополам, как раз подметала у себя под дверью. Я сутулилась и прерывисто дышала. Сломанные ребра заживали согласно плану, но от резкой боли до сих пор на глазах выступали слезы, особенно когда приходилось напрягаться. На лице мелкими бурыми треугольниками заживали порезы, кожа местами еще отливала желтым на месте гематом.

Завидев меня, фрау Бар-Лев опустила веник и вымолвила:

– Ох ты ж господи…

Не только мой внешний вид, но и визиты полицейских, которые появлялись здесь в связи с моим исчезновением и наверняка опрашивали соседей, должны были навести ее на соответствующие мысли. И в довершение – репортажи в СМИ. Я стала женщиной из хижины, тут и сомнений быть не могло. Хоть в прессе мое лицо появлялось из соображений безопасности с черной полосой поверх глаз или разбитое на пиксели, не так уж сложно было свести одно с другим.

– Ну вы же знаете, у фрау Бар-Лев тоже проблемы с лестницами, из-за бедра, – произносит женщина.

А я все еще гадаю, действительно ли события последних месяцев могли пройти мимо нее или же ей хватает тактичности, чтобы воздержаться от реплик вроде тех, какие говорят в присутствии жертвы. Вроде «ох ты ж господи» или «все будет хорошо». От сочувственных и в то же время алчных взглядов, которые рентгеном просвечивают мою одежду и пытаются просканировать тело в поисках следов насилия.

Я киваю и говорю:

– Да, бедро. Она с ним давно мается.