Милое дитя

Я просыпаюсь, но заметно позже семи, и в голове не звучит его голос. При этом я чувствую себя как с похмелья, и на память тотчас приходит вчерашний вечер. Протягиваю руку, туда, где должна бы лежать Кирстен, но вспоминаю, что она хотела съездить к себе домой, покормить Игнаца и потом закупить продуктов. Похоже, уже ушла – из ванной и с кухни ничего не слышно. Пожалуй, так даже лучше, и это что-то вроде отсрочки. Когда Кирстен вернется, мы позвоним Каму. Мне нужно взглянуть на результат лицевой реконструкции. Конечно, это необходимо. Тем более что после вчерашнего у меня появился еще один повод увидеться с ним. «Это может оказаться крайне важным, Ясмин, – сказала фрау Хамштедт. – Возможно, даже поможет установить личность похитителя и понять его мотив. В конце концов, это выглядит чем-то личным, вам не кажется?» «Или кто-то просто прочел репортаж в газете и решил развлечься…» «Возможно. В любом случае вам стоит немедленно поговорить с комиссаром Гизнером».

Уже при мысли об этом хочется тут же уткнуться в подушку и спать дальше. Но разве это возможно, если ты, Лена, сотней лиц смотришь на меня со стен? Призывно улыбаешься мне с бесчисленных заметок, которые я развесила по комнате? Так что я признаю поражение и поднимаюсь.

В квартире действительно никого, Кирстен уже ушла. Еще сонная, я плетусь на кухню, набираю стакан воды из-под крана и принимаю болеутоляющее. Как всегда на полтаблетки больше положенного. В памяти вновь оживает вчерашний вечер. Встреча с фрау Хамштедт. Видит бог, я не предполагала, что наш разговор потечет в подобном русле. Я лишь хотела объяснить ей, почему пришла к мысли, на первый взгляд и в самом деле абсурдной, что те письма могли быть от детей. Я не хотела показаться сумасшедшей, из тех, кого не помешало бы поместить в палату без дверных ручек. Только-то и хотела сказать, что у детей – особенно у Йонатана – есть все основания разочароваться во мне. Возненавидеть меня. Посылать письма, которые напомнили бы о моей вине. Я воспользовалась добротой Йонатана, его подарком и доверием, чтобы убить его отца. После чего убежала на свободу без оглядки – пусть и под машину, однако убежала. Сначала отняла у них все – их отца, их мать в собственном лице, их дом, – а потом оставила одних.

Но, пока я рассказывала фрау Хамштедт о своем бегстве, меня относило все дальше, и я так погрузилась в свой рассказ, что казалось, пережила все по новой. Я бежала по лесу. Ощущала неровности земли и спотыкалась, чувствовала, как ветви хлещут по лицу и царапают кожу. Слышала хруст веток и собственное напряженное дыхание, и все было таким реальным… Момент, когда я выскочила из-за деревьев на дорогу. Машина, которая меня сшибла. Пестрые искры, вспыхнувшие перед глазами. Жесткий, глухой удар, когда тело распласталось по асфальту. Как я заморгала, когда услышала, словно под стеклянным куполом, голос водителя.

– Фрау Грасс, – услышала я несколько раз, пока не поняла, что с его голосом что-то не так.

Конечно, он не мог обращаться ко мне по имени. В действительности голос принадлежал фрау Хамштедт – это она пыталась вернуть меня в настоящее.

– Фрау Грасс! Успокойтесь, фрау Грасс, – прозвучал ее настойчивый голос, и я почувствовала ее руки у себя на плечах. Даже не заметила, как за время рассказа она поднялась со своего места. – Вы в порядке, фрау Грасс?

– Да, – просипела я. – Да… – Взялась за голову и поняла, что горю. – Простите. Не понимаю, что на меня нашло.

– Вам не за что просить прощения, фрау Грасс. Хотите стакан воды?

– Нет, спасибо. Я в норме.

Я боялась смотреть ей в глаза, поэтому поискала взглядом другой, нейтральный объект. Блокнот, оставленный на столе рядом с письмами. Но потом до меня дошло, на что я, собственно, смотрю. Фрау Хамштедт делала заметки.

– Вы записывали?

– Да. – Она кивнула, но при этом улыбалась. – И вы были бесподобны, Ясмин. В терапии существуют специальные техники гипноза. Но вы собственными усилиями, без моего участия, вернулись в тот день и заново пережили все события. При этом вы кое-что упомянули… – Фрау Грасс взяла блокнот и указала на какую-то строку, при этом вид у нее был весьма возбужденный. – Вот: вы сказали, что похититель хотел назвать будущего ребенка Сарой или Маттиасом. Вам известно, что отца Лены Бек зовут Маттиас?

– Да, – ответила я, но умолчала о том, что знаю это благодаря усердным поискам, результаты которых теперь украшают стены в моей спальне. Фрау Хамштедт не считала меня сумасшедшей, и лучше б так оно и оставалось.

– Это может оказаться крайне важным, Ясмин, – сказала фрау Хамштедт. – Возможно, это даже поможет установить личность похитителя и понять его мотив. В конце концов, повторюсь, письма выглядят чем-то личным, вам не кажется?

– Или кто-то просто прочел репортаж в газете и решил развлечься…

– Возможно. В любом случае вам стоит немедленно поговорить с комиссаром Гизнером.

– Думаете, это и вправду имеет такое значение?

Фрау Хамштедт убежденно закивала.

– Почему похитителю захотелось назвать вашего общего ребенка в честь отца своей первой жертвы?