Милое дитя

Точно в замедленной съемке, я поворачиваю голову, но в следующий миг уже слышу, как дверь захлопывается. Телефон выскальзывает из моей руки, глухо ударяется о ковер. Я вскакиваю с дивана, ноги меня не слушаются. Осознание. Мое сердце. Моя рука хватается за дверную ручку. Я распахиваю дверь. На улице уже стемнело, и только фонари очерчивают пятна света на черном асфальте. Я лихорадочно озираюсь, успеваю заметить ее. Ханна примерно в трехстах метрах садится в машину. И высокая, темная фигура захлопывает за ней пассажирскую дверцу. Словно в оцепенении, я смотрю, как темная фигура перебегает к водительскому месту.

– Ханна, – я сам едва себя слышу.

Заводится мотор. Машина трогается с места и уезжает прочь. Только теперь с меня спадает оцепенение. Я сбегаю по ступеням, выбегаю через распахнутую калитку на дорогу и реву:

– Марк! Нет!

Но о Марке и Ханне напоминают лишь два красных огонька задних фонарей.

Ясмин

В спальне слишком темно. После возвращения из больницы я всегда оставляю где-нибудь свет. Кирстен знает об этом. В темноте я снова ощущаю себя в кладовой, чувствую боль в плечах и запястьях, привязанных к сливной трубе. Тьма окутывает меня непроницаемой сферой, и моим мыслям не за что уцепиться. И остается лишь в ужасе ждать, когда он вернется и убьет меня. Я несколько раз моргаю, но в спальне по-прежнему темно. Пытаюсь вспомнить, что произошло. Приходил Кам, показать мне изображение с реконструкции лица. Я солгала, опознав не того человека. Кам сказал, что ДНК детей не совпадает с ДНК убитого, найденного в хижине, и спрашивал, могу ли я это объяснить. Конечно, я могла объяснить. Только не ему. Я боялась, что он сочтет меня сумасшедшей. Боялась, что после всех этих событий так оно и окажется. И как бы отреагировала Кирстен, если б я выдала очередную драматическую историю? Сколько еще можно терзать ее? Вероятно, я потеряла сознание, что-то во мне перемкнуло и нашло самый простой выход в непродолжительном обмороке. Как прежде, в хижине. Сколько раз потолок заваливался набок, и комната начинала вращаться, стоило мне потерять выдержку? С каким облегчением проваливалась я в благословенное небытие… Как была рада этим, как их называла Ханна, припадкам…

Я натыкаюсь на подушку. Должно быть, когда я потеряла сознание, Кирстен перенесла меня на кровать. Вот так далеко все зашло, и это действительно о многом говорит. Никому не пришло в голову вызвать врача, не говоря уже о «Скорой». Потому что никто не воспринимает это всерьез. Никто не видит в этом отклонений. В крайнем случае для них это просто истерика. Я представляю, как Кирстен, кряхтя от натуги, поднимает меня с пола и заверяет Кама, что причин для беспокойства нет. Я просто переволновалась. В конце концов, я два дня оттягивала этот момент, когда пришлось бы взглянуть на своего истязателя. Кроме того, сказывается недостаток сна и отдыха. Она пока не вполне здорова, знаете ли, недавно даже обмочила постель. Я вижу реакцию Кама. И он считает своим долгом напомнить о том, как важно регулярно посещать психотерапевта. Универсальное средство в ситуации вроде моей.

И я снова этим занимаюсь, разве нет? В который раз ищу спасения в своих мыслях, размышляю над тем, что подумают обо мне другие. Пытаюсь противиться тому, что происходит в настоящий момент, стараюсь не замечать, как меня охватывает паника, как пугает темнота вокруг.

Я снова моргаю. Вокруг по-прежнему черно. Непроницаемый, абсолютный мрак. Протягиваю руку в поисках выключателя прикроватного светильника. Нахожу, включаю. Раздается щелчок, но в спальне все еще темно. Из горла вырывается странный, сдавленный звук. Позабытый в панике вдох, легкие требуют воздуха. Я сажусь в постели. Смотрю в том направлении, где сквозь щель приподнятых жалюзи должен проникать свет фонарей с улицы. Никакого просвета, только чернота кругом, и сердце колотится в груди.

– Кирстен? – зову я и прислушиваюсь в ожидании отклика.

Ответа не следует. Я снова прислушиваюсь, пытаясь уловить хоть малейший звук. Ничего. Тишина, мрак и стук сердца. Тогда я понимаю, что сплю. Да, мне это снится. И все-таки я не могу успокоиться. Свыкнуться с этой гнетущей тьмой, ощущением полной дезориентации. Это напоминает мне о кладовой в хижине, тот первый день после похищения. Прежде всего я снова откидываюсь на подушку, закрываю глаза и вдыхаю знакомые запахи. Это моя квартира, подушка еще хранит аромат духов Кирстен. Это всего лишь сон, я справлюсь…

Не выходит. Я в надежде открываю глаза. Тщетно. В спальне по-прежнему темно. Снова сажусь. Ищу край матраса, выставляю руку и ползком пробираюсь к двери. Осторожно поднимаюсь, нашариваю дверную ручку, поворачиваю. Ручка скрипит, всё как всегда. Поворачиваю снова и снова, несколько раз с короткими интервалами. Наконец до меня доходит, что дверь не открывается. Я заперта. Нашариваю выключатель сбоку от двери. Щелчок – в спальне по-прежнему темно. Я нажимаю еще раз – с тем же результатом. Я бью кулаком в дверь и кричу: