Милосердия двери. Автобиографический роман узника ГУЛАГа

Вновь Лубянка, общая камера. Те же клопы, пикирующие на тебя с потолка, та же вонь параши, «намордники» на окнах, «неусыпное око», ходящие, сидящие призраки, раздавленные и борющиеся со своим тяжким крестом на плечах. Это – человеческая Голгофа, и кресты свои несут слабые и немощные люди, а не Христос! Кто падает под его тяжестью, кто волочит его, проклиная все на свете, кто несет спокойно, с достоинством, я же нес его с ожесточением, с азартом игрока, поставившего на карту «жить или не жить»! И те, и другие, и третьи были неповинны в тех смертных грехах, в которых обвинялись и за которые их мучили, казнили, ссылали в лагеря, лишали жизни, свободы, превращая в скот, в лошадино-человеческую силу, строящую коммунизм во имя счастья всего человечества. Армия палачей, исполнителей, служителей всех видов и всех рангов, от вертухая до «обожаемого», со всем его Политбюро, секретариатами, ЦК и Верховным Советом, крутили это адское колесо смерти, задуманное и вдохновляемое, разработанное и начатое Лениным. Сытые, самодовольные, гордые в своем величии циники, ни во что не верящие и всех презирающие, крутили это адское колесо в свое удовольствие, в свою сытость плоти и в самоутверждение своей власти над миром. Эта мясорубка, раскрученная маховым колесом ленинских идей, перемалывала в своей воронке всех, кто конструировал ее, строил и вдохновлял, без сожаления и с той же жестокостью и принципиальностью. «Кто не с нами, тот наш враг». Врага же определяли движение пальца, взгляд, росчерк пера верного соратника и генерального продолжателя ленинских идей – Великого Сталина. Казнились одни с клеймом «врага народа», их место занимали другие, подобные им, готовые на все ради власти самому казнить. Ради своей личной корысти, ради власти большой или самой маленькой миллионы людей принимали участие, прикладывали свои силы, талант и энергию к раскручиванию этого маховика, который, как молох, крушил и разрушал людей, общество и людские души, подчиняя их своей идеологии, в основе которой лежали насилие и ложь. Они обезглавливали ее, разрушая религию, отнимая и вытравливая из нее все духовное, все ценное, одухотворенное, индивидуальное. Они умело, жестоко и хладнокровно ломали психику, волю и самобытность, стремясь подчинить все своей злой воле, которой поклонялись сами, которой кормились, как вампиры.

Зло, рожденное злом, им вскормленное, умноженное и возведенное в степень, в культ, становится руководящей силой партии в издевательствах над народом, безмолвным, бездушным, затравленным, народом-быдлом, народом парализованным, превращенным в скот.

За зло платят, награждают звездами и орденами, высший из которых – орден Ленина. Следователи получали свои «гонорары» за каждую привязанную душу, ордена и кресла за «организации», «партии» и всевозможные «подполья», ставящие своей целью «свержение власти». Высасывая из пальцев обвинение, строили многотомные дела с красной надписью по диагонали «Хранить вечно». Вот как оно, это зло, намеревается существовать – не долго, а «вечно»!

Так на одном безобидном, добром, сострадательном, бездомном человеке, не имеющем и не несущем зла, а одно добро, веру и молитву, следствие накрутило двадцать душ, двадцать преступников, «ставящих» себе целью «свержение» и «восстановление». Вы спросите: «Чего?» – «Монархии!» Следствием эти старики и старухи значились как «подпольная организация», программу которой органы же и состряпали. Что можно приписать старикам и старушкам, родившимся при царе, и мне – внуку царского министра, самому юному – мне было 26 лет, – кроме как «восстановление монархии»? Браво, браво! Несгибаемые рыцари революции верны себе! Карающий меч занесен!

Да что же это за организация без юных кадров, без молодой поросли, ведь кто-то должен свергать, стрелять, взрывать, не старушки же? А! Арцыбушев! Вот и террорист налицо. Тем более дед – министр, дядя расстрелян, мать сидела (зря выпустили), досье с лихвой, с Мурома, с 11-летнего возраста и по сей день. Самарин, он же Алексеев, поработал на славу, наплевать на то, что этот мерзавец Арцыбушев знал, что тот сексот. Хитрая сволочь, наглая, сопротивляется, молчит, выгораживает. Ничего, мы его прижмем фактами, фактами, признаниями слабых, «виляющих». Их бить не надо, стоит припугнуть хорошенько или матом: он на них хорошо действует. Знаем мы эту вшивую интеллигенцию, не впервой нам их давить.

– Корнеева на допрос… Садись!

– Спасибо, спасибо, благодарствую.

– Иван Алексеевич, как себя чувствуете?

– Благодарю вас, хорошо.

– Передачи получаете?

– Нет, спасибо.

– Вы их сможете получать… если…

– Спасибо, благодарствую.

– Если вы хорошенько припомните все разговоры у вас на даче с Романовским и Арцыбушевым.

– Ну, я уже вам подробно все рассказывал…

– Припомните хорошенько, а не высказывал ли вам в разговорах ненароком Алеша, как вы его называете, каких-нибудь таких взглядов… мнений, предположений, намерений, могущих нанести… ну, скажем, вред отдельной личности?..

– Что-то не… при-по-ми…