Кредиторы стучались в дверь! О нищета, нищета! Но долги необходимо отдавать, вот проблема: где раздобыть презренный металл? Снова углубленное раздумье. Где? Лучше всего находить ответ на эти вопросы, лежа на спине, глядя в потолок. Но, умоляю вас, не думайте, что это так просто – лег и нашел! Необходимо время и фантазия, некая склонность к авантюре, без этих компонентов лежи не лежи – ничего не вылежишь. Я залег с надеждой и упованием. Крутились колесики то в одну сторону, то в другую, перебирая идеи. Тут у тебя большое сходство с наседкой, сиди, в данном случае лежи, пока не снесешь яичко, пусть идею, мысль яркую, в которой бы, как в яичке, был зародыш. Курочка, снеся яичко, кудахчет.
– Варюшка, сколько у нас наличных в кармане?
– А сколько тебе нужно?
– Нужна десятка. Есть?
– Надо посчитать. А на что она тебе?
– Нужна позарез.
Десятка в кармане. Ноги шагают в поселок. По дороге встречаю Наумчика Мигдоловича.
– Ты куда, Наумчик, путь держишь?
– А ты куда?
– В аптеку.
– А что тебе там надо?
– Две сотни презервативов.
– Так много? А в одни руки дадут?
– Вот я и сам боюсь, что не дадут. На Инте этот товар в дефиците.
– А почему именно двести?
– Наумчик, ты же знаешь, я человек запасливый. Пойдем вместе, ты сотню и я сотню.
– Пойдем, это забавно.
Приходим, спрашиваем:
– Есть?
– Есть.
– Будьте так добры, сотенку!
– Так много? – удивилась девушка.
Наумчик сует ей деньги и говорит:
– И мне заодно столько же.
Та смотрит с недоумением то на меня, то на Наумчика.
– А мы с ним в командировку едем, – лукаво улыбаясь, сказал Наумчик.
Две упаковки в кармане.
– А сейчас ты куда с этим товаром?
– Цветную тушь куплю и домой.
– Ты их еще и красишь? Для чего?
– Так оно веселей! Заходи.
Я пришел домой и начал изучать алхимию. Макну – высушу. Красятся! А я боялся, что к резине не пристанет тушь. Очень скоро все было покрашено в красный, зеленый, голубой и синий цвета. Сильно поднатужившись, я выдувал из первоначальной формы огромные воздушные шары. Вырезав из резинки пятиконечную звездочку, я начал на надутых шарах разведенной бронзой штамповать золотые звезды. Получалось шикарно, то, что надо.
Все это время Варюшка в недоумении наблюдала за мной, а потом спросила:
– А дальше что?
– Дальше – пять рублей штука!
В один из теплых весенних дней, в воскресенье, когда по «Бродвею» толпами туда и обратно величественно и плавно шествует интинский «бомонд» в шелках и бархате, с декольте, детки их все в бантах, а полковники без папах и грудь в орденах надута, как у петухов, я вышел на «Бродвей» с гирляндой крашеных презервативов. У шаров давка! «Мне! Мне! Мамочка, шарики! Мамочка, папочка, шарики, шарики!» Пятерки не успевал совать по карманам: вмиг раскупили всю гирлянду. Не плачь те, дети, не тоскуйте, мамы, дяденька сейчас придет. У Каска в биллиардной идет накачка, трудная работа. Снова ажиотаж, «бабетты» рвутся в бой, как за мануфактурой, того гляди царапаться будут. Осталась последняя гирлянда. Толпу прорезал милиционер. Откуда он взялся? Дети тянут руки: «Мне, мне».
– Почем торгуешь? – спросил блюститель порядка.
– Пять, с тебя дешевле!
– Откуда приехал?
– Беда в том, что уехать не могу.
– Развязывай свои шары и пойдем. Я тебе покажу, как детскими сосками торговать.
Я с гирляндой пошел в милицию. Слава Богу, каждый раз, прибегая к Каску за новой партией, деньги я оставлял у него.
– Я тебе сказал, развязывай!
Я зажег спичку, и после пах, пах, пах – шарики лохмотьями бессильно повисли.
– Что ты сделал? Я ж сказал, развязывай и уходи. Развязать я не мог, иначе открыл бы секрет «яичка», которое снес, как курочка, лежа на тахте.
В «садах Черномора» веселье и смех. Стаканы налиты, подняты. В этот славный вечер много собралось друзей в нашем уютном домике. Все прибежали поздравить «курочку», снесшую голубые, красные, синие и зеленые шарики с золотыми звездочками, которые медленно, но верно принимали первоначально заложенную в них форму. Это у всех вызывало веселье и смех: каждый вспоминал торжественное шествие «бомонда» в тот теплый весенний день. Много лет спустя меня неоднократно просили рассказать об этом забавном случае, когда мы с друзьями вспоминали «дела давно минувших дней».