Милосердные

Он делает вдох и продолжает зачитывать имена, перечисляя практически всех женщин Вардё. Урса слышит имя матери Марен и даже фру Олафсдоттер, и гадает, спасло ли это предательское обвинение их соседку. Наконец список имен завершен, и Авессалом берет новый лист пергамента.

– Фру Сёренсдоттер созналась, что дьявол явился к ней, когда ей было двадцать два года, и она ухаживала за новорожденным теленком. Она спросила, кто он такой, и он открыл ей свою дьявольскую природу. Сказал, что если она поклонится ему, и поцелует его нечистую руку, и отречется от Господа нашего, он, Сатана, даст ей власть над ветрами и силу, как у мужчины. И она поклонилась ему, и облобызала поганую длань, и, возрадовавшись своему богохульству, дунула на теленка, и тот издох.

Он продолжает зачитывать обвинения, настолько нелепые, что Урса с трудом сдерживает нервный смех. Какие-то глупые женские сплетни, от опрокинутых стоек для сушки рыбы до чтения «Отче наш» задом наперед. Но все сидящие в зале – все как один – с осуждением глядят на поникшую женщину на дощатом помосте и не кричат ей проклятия лишь потому, что губернатор велел соблюдать тишину. Урса не раз замечает, как кто-то из зрителей тянет руку сквозь прутья перил и щипает Кирстен, но та почти не реагирует на щипки. Она словно спит, ее глаза полузакрыты, рот безвольно дрожит. Что они с нею сделали? Как сумели сломить ее гордый, непокорный дух?

Авессалом кладет пергамент на стол, берет другой лист.

– Она также призналась, что в канун Рождества тысяча шестьсот семнадцатого года летала на ведьмину гору у Балвёллена, где в компании еще пяти ведьм завязала узлы на тряпице и вызвала шторм, погубивший четыре десятка рыбаков, в том числе ее мужа…

Возмущенные крики разносятся по всему залу, и хотя губернатор призывает к порядку, ему приходится отправить к помосту десяток стражников, чтобы те оттеснили толпу, норовящую снести ограждение и растерзать подсудимую на месте. Урса закрывает лицо руками. Кристин легонько похлопывает ее по колену.

– Смотрите, Урсула. Она улыбается.

Но Урса видит только гримасу боли на белом, как мел, лице Кирстен.

– Пусть назовет имена! – кричит кто-то с верхней галереи. – Имена сообщниц!

Губернатор встает, поднимает руки.

– Прошу тишины! Иначе я буду требовать, чтобы все посторонние покинули зал суда!

Толпа нехотя умолкает.

Авессалом продолжает:

– Если уж речь зашла об именах, господин губернатор… – Он опять обращается к залу. – Мы пытались вызнать имена, но она говорит, что не видела лиц за густой пеленой дыма. И все же мы установили, что одной из сообщниц была фру Олафсдоттер, и заставили ее сознаться, и продолжаем дознание. – Он обводит толпу суровым взглядом, и Урсу пробирает озноб. – Они вызвали шторм, чтобы завладеть собственностью и землей их мужей. Также фру Кирстен Сёренсдоттер незаконно присвоила себе стадо, принадлежавшее Мадсу Питерсону, числом в пять десятков оленьих голов, и, околдовав фру Хансдоттер, принудила ее сесть на весла и выйти в море в рыбацкой лодке вместе с ней и еще восьмерыми особами женского пола, и в море они не бросали сети. Фру Сёренсдоттер призвала рыбу своим колдовством, и та сама прыгнула в лодку. Она носила мужскую одежду, чтобы иметь силу мужчины, и угрожала фру Кнудсдоттер, и однажды по злобе дунула на фру Йонсдоттер, и та слегла с тяжкой болезнью, от которой у нее раздуло живот.

Урса смотрит на набожных женщин. На их лицах читается восхищенное благоговение. Они глядят на ее мужа, как на чудо, ниспосланное им свыше.

Авессалом сворачивает пергамент.

– Таковы преступления фру Сёренсдоттер, в которых она созналась сама. И это лишь малая часть ее нечестивых ведьминских деяний. Фру Сёренсдоттер была ознакомлена с полным списком и поставила крест вместо подписи на протоколе допроса, который я передаю в суд.

С легким поклоном он отдает губернатору лист пергамента и возвращается на свое место. Со скамьи, где сидят комиссары, доносятся жидкие аплодисменты, расходящиеся по залу, как рябь по воде.

– Он блестяще провел дознание, – говорит Кристин. – Вы должны им гордиться.

Урса сдержанно кивает. Подавшись вперед, губернатор глядит сверху вниз на помост, где стоит подсудимая.

– Вы желаете что-то сказать, фру Сёренсдоттер?

Ничего. Один из стражников грубо толкает Кирстен, толпа улюлюкает и свистит.

– Вы желаете что-то сказать?

Стражник наклоняется ближе к ней, слушает, сморщив нос.

– Она сказала: «Никто», господин губернатор.

– Никто?

– Она так сказала. «Никто».

– Что ж, хорошо, – говорит губернатор Каннингем, вновь откинувшись на спинку кресла. – Фру Сёренсдоттер, вы обвиняетесь в особо тяжком преступлении, а именно в злонамеренном чародействе, и, получив ваше письменное признание, я должен действовать согласно королевскому повелению в рамках Закона против колдовства и волшбы, руководствуясь указанием, что любого, кто уличен в колдовстве, и отрекся от Господа нашего, и Святого Писания, и христианской веры, и поклонился дьяволу по собственной воле, следует без промедления предать огню и сожжению.

– Гореть ей на костре, – говорит Кристин.