Милость Господня

Робчик поворачивает к Ивану торжествующее лицо:

– Видите? Видите?.. Она вырубила локальную сеть!.. Вы свидетель: я ничего не трогал, пальцем не шевелил… И обнулила все выставленные настройки. Вы видели?.. Устойчивый надежный эффект… Видели?.. Видели?.. Ну скажите сами, ну разве можно, черт бы вас всех побрал, при таких результатах останавливаться на полпути?..

Он снова наклоняется к пульту:

– Сейчас повторим… Чтобы вы окончательно убедились… Иногда, правда, имейте это в виду, пациентка, прежде чем вырубить ток, теряет сознание. Однако – не часто… Надеюсь, нам повезет… Так… выводим опять на средний уровень мощности… Прибавляем на шаг, тогда эффект будет отчетливее… Опля!.. Готово!..

На экране вспыхивает острый зеленый пик.

Иван, будто зачарованный, смотрит в глаза Джанеллы. Светлое безумие соединяет их обоих, как электрическая дуга. Он явственно ощущает ее. Они с Джанеллой уже не люди, а нечто иное, нечто совместное: сгусток астральной энергии, расширяющийся взрывным огнем.

Сейчас!.. Сейчас!..

Острые локти Робчика, согнувшегося над пультом, подергиваются. Раздается низкое электрическое гудение. Сам собой отщелкивается тумблер. Индикаторы ярко вспыхивают и, лопнув, взметываются стеклянными фейерверками. Поверхность пульта с треском искрит, по ней, словно бешеная змея, проскальзывает фиолетовая крючковатая молния.

Свет в лаборатории гаснет.

– Черт!.. – кричит Робчик. Но не испуганно, а восторженно, как ребенок. – Она вырубила всю локальную сеть!.. Вот это эффект!.. Ничего, это у нас предусмотрено… Минуточку!.. Включаю аварийное освещение…

Опять резко щелкает. Медленно, через силу, загораются длинные люминесцентные лампы на потолке. Но еще внутри темноты, которая для Ивана почему-то прозрачная, он видит, как Джанелла вытягивает ладони, будто резиновые, из-под металлических скоб, чиркает ногтями по ремню на груди, тот распадается, далее точно так же вытягивает из запоров ступни, и вот она уже поднимается, как яростная богиня Кали – оскаленный рот с заточенными резцами, медные бляшки панциря, на синеватой коже, раскинутые в стороны руки с ногтями-кинжалами.

– Бдрб… бдрб… – пытается что-то выговорить изумленно обернувшийся Робчик. Отшатывается, спиной натыкается на дымящийся пульт, дальше – некуда. – Бдрб… бдрб…

А Джанелла небрежно, не повернув головы, выбрасывает в ту сторону неимоверно длинную руку – расставленные ногти-кинжалы входят ему в глаза.

Смотрит она на Ивана.

И под этим холодным и одновременно яростным взглядом он пятится, пятится, толкает тяжелую дверь, та отходит, он вываливается в соседнее помещение, где сотрудники, побросав все дела, переглядываются друг с другом.

Мигает красная лампочка на стене.

Квакает надсадный сигнал тревоги.

– Бегите!.. Бегите!.. – кричит им Иван.

Что они топчутся? Не знают, что делать при аварийной ситуации в лаборатории?

– Идиоты!.. Бегите!

Нет, по-прежнему нерешительно топчутся.

Сам Иван уже в коридоре. Здесь двери распахнуты. Из них высовываются испуганные физиономии:

– Что там случилось?

Перегораживает дорогу охранник с шокером наготове:

– Без паники!.. Всем стоять!.. Ждать указаний!..

– Беги, идиот!.. – Иван с силой, обеими руками отталкивает его.

Вот и входная дверь.

Брякает тяжелый засов.

Сзади – всполохи голосов, треск дерева, звон осыпающегося стекла.

Неумолимая мерная поступь богини.

Пронзает воздух вопль ужаса.

Иван, споткнувшись о ступени, хватается за перила идущей вверх лестницы.

В проходе к главному коридору его перехватывает Хорь. Едва Иван ступает на площадку первого этажа, тот возникает, словно призрак мщения, ниоткуда, цепляет Ивана за локоть и тормозит. Он почему-то в одежде странствующего монаха: грубая холщовая ряса, подпоясанная веревкой.

Капюшон, впрочем, откинут.

– Стой!.. Хорошо, что успел. Давай куда-нибудь отойдем!

Затаскивает Ивана в боковое административное ответвление, там пусто, поблескивает эмаль белых дверей, – встряхивает сверток, который держал под мышкой, разворачивается еще одна грубая ряса.

– Облачайся!

– В чем дело? – спрашивает Иван.

Он еще не отдышался от бега по лестнице вверх.

– Облачайся, тебе говорят!

И тон у Хоря такой, что Иван безропотно набрасывает на себя пахнущую затхлостью, ломкую, обтрепанную холстину. Затягивает веревку на поясе, завязывает сбоку узлом.

– Накинь капюшон. – Сам Хорь уже надвинул его на лоб. – Идем! Не останавливайся, не задерживайся, глаза в пол, ни на кого не смотри!

Они шагают по административному коридорчику. На повороте Иван все-таки чуть замедляет шаги:

– Так что случилось? Это из-за того, что внизу?

Хорь резко останавливается:

– А что там внизу?

– Ты разве не знаешь? Я думал… В общем… Джанелла вырвалась…

– Джанелла?

– Да… И включился сигнал тревоги. Я думал, что тебе уже доложили…

Хорь медленно, как черепаха, опускает, а потом поднимает веки:

– Значит, допрыгался Робчик. Все-таки… А ведь предупреждали его.

– Он настоящий маньяк.

– Знаю. Неважно. Сколько погибших?

– Сам Робчик – точно… Но там еще люди были… в лаборатории…

– И в кого она перекинулась?