Милость Господня

Они проезжают улицу, стиснутую яблоневыми садами, и поворачивают на другую, асфальтовую, ведущую в центр города. Правда, асфальт здесь был уложен, наверное, лет сто назад: потрескался, покоробился, машину ощутимо потряхивает. Молодой человек улыбается, как бы извиняясь за это. Деревянные домишки заканчиваются, вырастают по обе стороны скучные типовые пятиэтажки – пояс, отделяющий даунтаун от пригородов. Иван смотрит на их окна, ослепленные солнцем, и думает, что вот и закончились его бессмысленные блуждания. Эти семь дней для него – период нарастающего отчаяния. Он бродит по улицам, всматриваясь в прохожих с детьми, заглядывает во дворы с облупленными грибками, песочницами, фанерными потрескавшимися звездолетами, сидит в сквериках, слушая детские крики, бесцельно таращится на отделы игрушек в универмагах. Подсказка, вспыхнувшая в сознании, когда он узрел у Марики на столе карту с синими стрелами, постепенно тускнеет. Собственно, на что он рассчитывал? На то, что сердце у него ворохнется, когда он натолкнется на пацана, лениво пинающего консервную банку? Или на девочку лет пяти, засунувшую в рот грязный палец? Ничего у него в сердце не ворошится. Единственное – увидел в местной газете портрет Хоря под заголовком «Наместник призывает к спокойствию. Непосредственной опасности нет». Вот тогда в груди торкнуло. Хорь – Наместник? Это что, повышение для него или опала? Мелькнула мысль, что надо немедленно уходить. Хорь его рано или поздно нащупает. С другой стороны – не все ли равно?

Вечером, обессиленный, мятый, как цитрус, из которого выжали сок, он возвращается к себе в комнату и так же бессмысленно, сидя на кровати, под скошенным к окну потолком смотрит в сад, где наливаются спелостью на ветвях краснобокие яблоки.

С комнатой ему, надо сказать, повезло, фактически – маленькая квартирка, обособленная от хозяйки, на втором этаже, с туалетом, с раковиной, и недорого, несмотря на то, что город захлебывается от беженцев: заняты все гостиницы, детские сады, школы, в парке стоят палатки, рядом с которыми, как в походном лагере, дымятся костры. Но беженцев Дарья Ануфриевна побаивается: господь с ними, еще зарежут!.. А он представился ей инженером, приехавшим из Москвы: есть планы восстановить шарикоподшипниковый завод, вот надо оценить его состояние, объем работ, первоначальные траты. Такой съемщик хозяйку вполне устраивает. Тем более что его целыми днями нет. Живет Дарья Ануфриевна одиноко: муж умер, два сына хрен знает где, один вроде в армии, другой уехал на Север. Разве что с соседями поговорить. Завернул однажды местный священник, дьякон, из церковки неподалеку, тоже облупившейся, денег на ремонт не дают, расспрашивал, как живут люди в столице, качал головой:

– Значит, кадавры одолевают? Мертвячки, тантристы дьявольские, ехидны, кикиморы?.. Ну у нас с этим пока спокойно. Зато, говорят, бродит вокруг города зверь Оглоед, зубы – во, враз схрумкает. Пропадают люди… – Перекрестился. – Ох, грехи наши тяжкие…

В конце концов машина останавливается, как он и ожидал, перед зданием муниципалитета. Хорь, естественно, занимает там кабинет мэра. Интересно, даже табличку не поменял. Да и в самом кабинете, вероятно, все оставил по-прежнему: огромный полированный стол, бархатные портьеры на окнах, как в театре, отороченные кистями, портрет Президента в золоченом багете, а вдоль стены – громадный аквариум, где в зеленоватой воде над пагодами и ажурными мостиками покачивают кисейными плавниками пучеглазые вуалехвосты.

Давящая на обывателя избыточная провинциальная роскошь.

Впрочем, Хорь, пусть он теперь и Наместник, – само радушие. Распахивает руки навстречу, чуть ли не обнимает.

– Не поверишь – так рад тебя видеть!

– Как ты меня нашел? – спрашивает Иван.

Хорь ухмыляется:

– А что ж ты думаешь? Я тоже кое-что… такое… умею. Не зря нас магии обучали.

И, уже посерьезнев, повторяет, что, честное слово, рад. Ситуация напряженная. Люди со способностями Ивана во как нужны. – Я назначу тебя советником… м-м-м… по особым вопросам. Не возражаешь?

– Я же в розыске, – напоминает Иван. – Государственный преступник. Отравил Патриарха.

– Начихать! Никого это больше не интересует. Процесс закончен, слышал? Авенира сослали простым послушником на Соловки. Ему оттуда не выкарабкаться. В Москве… в Москве, как обычно, хрен знает что, готовят Поместный Собор, не до тебя им сейчас. Соглашайся. Кстати – приличный оклад. Или ты за это время разбогател?

Аргумент довольно весомый. Те небольшие деньги, что Иван собрал, будучи личным молитвенником Патриарха (на всякий случай держал в нагрудном карманчике пару крупных купюр), уже подходят к концу. А ведь ему здесь еще жить. К тому же у советника наверняка будут кое-какие возможности.

И тем не менее он молчит.

Однако это молчание – тоже ответ.

– Ну вот, значит, договорились, – констатирует Хорь.

Совещание начинает уже через два часа. Первым слово предоставляется капитану, утром прибывшему из штаба округа, духовнику, в мундире с тремя серебряными крестами.