Милость крестной феи

– Нет! Не сейчас! – зазвенел голос разгневанной феи, не ожидавшей подобного самоуправства: судьбой Эли должна была распорядиться магия, а вовсе не кинжал госпожи Беренис!

– Нет! – вскричал и Ашвин, в отчаянии извиваясь в своих невидимых путах. – Не смейте трогать Эли!

– Плевать мне на договоры! Плевать мне на угрозы глупого мальчишки! – остервенело вскричала тетушка Беренис, сверкнув глазами почище иного злого духа. – Девчонка умрет!

– Я запрещаю! – зрачки феи в ответ полыхнули мертвым холодным светом.

– Эй!.. – Беренис оглянулась на своих подручных, но они, казалось, спали с открытыми глазами, едва заметно пошатываясь, – фее нельзя было отказать в предусмотрительности. Спору между двумя разгневанными дамами – людского и нелюдского рода – полагалось вестись без лишних свидетелей. Что же до Эли и Ашвина, то они, увы, были всего лишь предметом обсуждения; никто не собирался скрывать от них всю ничтожность и смехотворность их роли в происходящем.

Гнев тетушки был велик, но и воля феи – сильна. Высокородные дамы замерли на мгновение друг перед другом, как хищницы, не желающие делиться добычей, но отдающие должное силам противницы. Осмелилась ли бы госпожа Беренис вступить в бой с волшебным существом? Дерзости и злости, разумеется, у нее достало бы, но тетушка была не столь юна, чтобы руководствоваться одними лишь страстями. Да и способен ли кинжал поразить существо нечеловеческой природы? Кого-кого, но фей тетушке убивать еще не доводилось, и она испытывала некоторые сомнения по этому поводу. Схожие чувства обуревали и фею: хоть она дрожала всем своим туманным тельцем от возмущения при мысли, как сильно ее только что оскорбили неповиновением, злые заклятия не срывались с кривящихся губ, ведь слишком многим она пожертвовала, чтобы свести воедино ниточки человеческих судеб. Убей она госпожу Беренис – и что дальше? Игра лишилась бы всякого смысла, исчезни со сцены раньше положенного времени хоть кто-то из действующих лиц, да и весь итог ее, того и гляди, оказался бы иным…

– Девочка моя, только моя, и нужна мне для иной смерти!..

– Она все испортила!..

– У нас был уговор, и ты свое получила – вот он, ваш драгоценный принц!

– Принц? Ха! Да мальчишка теперь бесполезен – все из-за нее!..

И вот что интересно: с каждым брошенным гневным словом фея все больше походила на человека, исполненного злобой снизу доверху, а госпожа Беренис – на порождение тьмы, лишь по ошибке принявшее образ статной пожилой дамы. Казалось, еще одна капля гнева, еще одна унция злости, еще одна частичка ненависти – и они, позабыв себя от ярости, потеряют прежний облик, преобразившись во что-то единое и ужасное: хуже мстительной феи, страшнее жестокосердой свирепой тетушки… Превращение это ощущалось столь неотвратимым и пугающим, что Ашвин зажмурился, не в силах побороть приступ страха, а затем, сказав себе, что иной возможности спастись уже не будет, бросился что есть сил вперед, все мысли и желания сосредоточив на том, чтобы разорвать оковы.

– Вы не тронете Эли! – выкрикнул он, заслоняя девушку собой. – Слышите, тетушка Беренис?! Я не позволю, потому что…

Но слова его возымели действие вовсе не на госпожу Беренис, сжимавшую в руке кинжал, хоть и были обращены к ней. Лицо безжалостной тетушки лишь презрительно и досадливо исказилось. «Что за вздор! – как будто хотела вскричать она. – Ты и вправду думаешь, что меня остановит твое жалкое заступничество, принц без короны?! Я отдам приказ – и тебя оттащат в сторону за шиворот, как паршивого щенка, а я собственными руками вырежу сердце твоей девчонке!» Но не успела она злобно выплюнуть эти слова, как истошный пронзительный визг заставил всех вздрогнуть: то кричала и выла фея, как никогда ясно ощутившая близость краха всех своих замыслов, – уж ей-то речь Ашвина, неведомым образом разорвавшего волшебные путы, показалась куда опаснее, чем тетушке.

– Не вздумай! Не смей!.. – визжала она. – Не произноси это!..

Глава 24

Наверное, только Эли – не будь она под действием чар – могла бы сразу понять, отчего так встревожилось волшебное создание. Объяви Ашвин вслух, что любит лесную девочку, – и проклятие, без того трещавшее по швам, могло разрушиться до самого своего основания. Но юноша, признаться, и сам не знал, что именно собирался сказать, – им руководило отчаяние, а оно отнюдь не способствует ясности мысли. Он растерянно смолк, глядя на то, как беснуется фея, – зрелище впрямь было пугающим, сродни чудовищной грозовой туче, озаряемой изнутри вспышками молний! – и лишь крепче сжал в объятиях бледную молчаливую девушку, невидящий взгляд которой застыл, а руки заледенели от слабости и губительных чар.

– О, я не дам уничтожить ему мою прекрасную, мою чудесную магию! – с ненавистью крикнула фея, преисполнившись сверху донизу гневных молний и лютого волшебства. – Пусть лучше умрет, чем разрушит лучшее из моих творений! Проклятие должно исполниться – так или иначе, – а юных глупцов королевских кровей в мире не так уж и мало…