Милые бездельники

— А вотъ я теб сыграю!

И опять началась музыка, прерываемая разговорами, началось пніе, обрываемое на полуслов восклицаніями, хохотомъ и поцлуями.

— Чай будете еще пить? — спросила меня вошедшая служанка. — Или кофе заварить?

— Что это у васъ всегда такой гамъ? — спросилъ я ее, не отвчая на ея вопросъ.

— Какой гамъ? — спросила она.

— Да вотъ это пніе, эта музыка, — отвтилъ я.

— Это барышни! Извстно, что-жъ имъ больше длать, — отвтила она. — Вотъ вечеромъ притихнутъ, въ клубъ подутъ.

И точно, въ восемь часовъ вечера въ квартир воцарилась мертвая тишина: и барышни, и хозяйка квартиры, и ея мужъ ухали въ клубъ.

— Аннушка! — крикнулъ я служанк.

Отвта не послдовало. Я крикнулъ еще — опять нтъ отвта. Я ршился пройти въ кухню, въ кухн ни души. Походилъ я по пустой квартир съ полчаса, вернулся въ свою комнату, пообождалъ немного и снова вошелъ въ кухню. Аннушка уже вернулась.

— А я васъ звалъ, звалъ, — сказалъ я. — Куда вы пропадали!

— На лстниц съ товарками сидла, — отвтила она. — Извстно, господъ нтъ, длать нечего дома.

Она была какъ-будто смущена. Я взглянулъ на нее и увидалъ, что она старается заслонить солдатскій киверъ.

— Что это у васъ гости? — спросилъ я, улыбаясь.

Она потупилась и пробормотала:

— Знакомый-съ…

— Поставьте самоваръ! — сказалъ я съ невольнымъ смхомъ.

— Слушаю-съ!..

Черезъ четверть часа самоваръ былъ поданъ.

— Вы не говорите-съ хозяевамъ-то, — застнчиво сказала она.

— Чего? — спросилъ я.

— Да вотъ что у меня гости-съ, — пояснила Аннушка и лукаво улыбнулась. — Извстно-съ, дома никого нтъ, ну, и скучно одной-съ…

— Э, полноте, мн-то что за дло! — сказалъ я.

— Тоже знаете, они все въ клубъ, да въ клубъ, ажно страшно всю ночь одной въ этакой квартир… Вы не подумайте чего, онъ вдь на мн жениться хочетъ!..

— Ну, и помогай вамъ Богъ! — проговорилъ я, смясь.

* * *

И пошла моя жизнь по-новому въ этомъ новомъ помщеніи. Утромъ я выходилъ изъ себя отъ звуковъ музыки и пнія, вечеромъ я оставался въ гробовой тишин, боясь войти въ кухню, чтобы не помшать t^ete-`a-t^ete Аннушки и ея тлохранителя. Мало-по-малу, Аннушка начала цнить мою скромность и понемногу посвятила меня въ тайны квартирохозяевъ.

— Самого-то вы видли? — спрашивала она меня.

— Нтъ, не видалъ самого, — отвчалъ я, такъ какъ я дйствительно еще не имлъ удовольствія видть самого господина Оленина.

— Надворный совтникъ, а по виду слонъ, какъ есть слонъ, — говорила Аннушка. — Большенный, ноги, что твои бревна, толщина во какая, лапища, какъ у медвдя, ходитъ, точно ступа двигается, самъ сгорбится, пыхтитъ и таково грозно это смотритъ, что, ахъ ты, свты мои батюшки! А ничего-съ, онъ у насъ добрый, мухи не обидитъ! Ужъ очень на него насли! Ахъ, какъ насли, такъ это я и сказать не могу. И точно, шутки ли: жена, дв великовозрастныя дочери, сынъ въ гимназіи, дочь одна въ институтъ, всмъ это вынь да положь — и на ду, и на наряды, и на клубы, и на театры! Длать никто ничего не длаетъ, а всмъ сть надо! Ну, и присмирешь тутъ!

— Такъ-таки ничего и не длаютъ? — спросилъ я.

— Ни, ни, ни! — замотала отрицательно головой Аннушка. — Какъ есть барышни самаго деликатнаго сорта! Первое — танцуютъ хорошо, второе — поютъ, третье — музык обучены, — ну, гд же имъ что-нибудь длать? Ну, это поиграютъ, попоютъ, попляшутъ, глядишь — день и прошелъ! Жениховъ ловятъ. А гд нонча женихи-то такіе, чтобы безъ денегъ взяли?

— А вонъ твой-то женихъ хочетъ тебя взять безъ денегъ, — сказалъ я, смясь.

— Ахъ-съ, какіе вы шутники, право-съ! — застыдилась Аннушка. — Мы слюбившись! Барышнямъ такъ гд же! Он это сейчасъ: «сдлайте предложеніе, какъ папаша и мамаша». А мы… Господь его знаетъ, какъ онъ и навязался мн… Сустрлся мн, сталъ ходить, тары да бары, хорошіе товары, да почемъ табачокъ… Все дло житейское… Ну, а теперь близокъ локоть да не укусишь… Хорошо, коли не обманетъ… Изъ себя-то ужъ очень онъ виденъ, вотъ и боязно…

Аннушка вздохнула.

— Нтъ, наше дло простое, глупое, а они господа, у нихъ тамъ такъ не водится! — продолжала она. — У нихъ все по закону… Вотъ еще поглядите. Какъ соберется ихъ бамондъ, то-то пойдетъ гонка за женихами. На глазахъ у всхъ гоняются! Вотъ дождитесь понедльника.

— А что въ понедльникъ будетъ?

— Сами увидите!

Понедльникъ приближался. Уже въ воскресенье, въ полдень, ко мн постучалась въ дверь госпожа Оленина. Я попросилъ ее войти.

— Ну, какъ вы довольны квартирой? — спросила она, здороваясь со мною.

— Ничего, доволенъ, — отвтилъ я.

— Да, у насъ тихо, чинно, — сказала она. — Мы не хотли, конечно, отдавать комнаты, только намъ велика квартира, эта комната лишняя. Конечно, два раза въ мсяцъ и она намъ нужна, но вдь только два раза въ мсяцъ. У насъ, знаете, журфиксы два раза въ мсяцъ, въ понедльникъ черезъ дв недли…

Она замялась.

— Мн такъ досадно, что я этого не сказала вамъ раньше, — продолжала она черезъ минуту. — Можетъ-быть, это васъ стснитъ.

— Отчего же? — спросилъ я.