Милые бездельники

— Тише, услышитъ! — вдругъ проговорила одна изъ сестеръ.

— А мн-то что за дло! — отвтила другая. — Ты слышала, что онъ давеча сказалъ? Это ужъ онъ не на насъ ли мтилъ? Ужъ если я что замчу, такъ я его такъ отбалую, что со стыда сгоритъ!

— А онъ тебя пропечатаеть!

— Ахъ, скажите, пожалуйста, какія страсти! Кто ихъ читаетъ! Голь какая-нибудь, оттого и въ писаки пошелъ. Ужъ порядочный человкъ по грошамъ за свои писанья сбирать не станетъ, а служить пойдетъ. У нихъ что: ни чиновъ, ни орденовъ, ни званій, ни жалованья, ни наградъ нтъ. И мамаша глупо сдлала, что пустила! Офицеръ бы какой-нибудь нанялъ; все компанію бы водилъ. А этотъ что? Медвдь! У-у-у! Вотъ, вотъ ему!..

Мн, вроятно, показывали языкъ, а можетъ-быть, и еще хуже того.

* * *

На слдующій день наша квартира была неузнаваема, неузнаваемы были и люди въ ней. Все и вс принарядились, прибрались, пообчистились. Кром Аннушки, къ вечеру появился лакей въ вязаныхъ перчаткахъ, въ порыжвшемъ парик, надвигавшемся постоянно на лобъ, въ потертомъ фрак и бломъ жилет сомнительной близны. По физіономіи, по выправк въ немъ не трудно было узнать отставного солдата; но неловкости движеній, по неумнью носить подносы легко было догадаться, что онъ случайно и недавно попалъ въ офиціанты и, можетъ-быть, былъ уже и читальщикомъ и факельщикомъ; по красному носу и дрожанію рукъ было замтно его пристрастіе къ вину. Въ свободныя минуты, стоя у дверей и ожидая, что его позовутъ, онъ утиралъ пальцами въ вязаныхъ перчаткахъ носъ, или почесывалъ сзади голову подъ парикомъ, оттопырившимся въ вид подстриженнаго птичьяго хвоста; салфетка, бывшая у него подъ мышкой, не разъ отирала катившійся съ его лица крупный потъ и также не разъ отирала ради чистоты подаваемыя тарелки. Онъ былъ и жалокъ, и смшонъ, и отвратителенъ въ одно и то же время, производя впечатлніе нечистоплотнаго и полуголоднаго бродяги. Онъ конфузилъ даже хозяйку, и она замтила ему:

— Ахъ, Иванъ, какой ты неловкій! — и тутъ же тихо объяснила гостямъ:- Это, знаете, нашъ старый слуга, изъ нашихъ бывшихъ крпостныхъ; жаль старика, потому и держимъ, хотя онъ уже и отвыкъ служить.

Въ дйствительности, разумется, онъ былъ такимъ же ихъ крпостнымъ, какъ и крпостнымъ китайскаго императора.

Ивану помогалъ едя, сынъ хозяевъ, остриженный довольно коротко гимназистъ, съ множествомъ вихровъ на голов, съ узенькимъ лбомъ и красными большими руками. Его гимназическій мундирчикъ былъ ему коротокъ и въ таль, и въ рукавахъ, изъ которыхъ висли и болтались, какъ кисти, его красныя, длинныя и широкія пятерни. Мальчикъ, подгоняемый приказаніями и просьбами матери, отца, сестеръ и гостей, скакалъ изъ угла въ уголъ козлиною, угловатою походкой.

Гости начали съзжаться рано, и что это были за гости! Это было буквально вавилонское столпотвореніе. Чиновники, офицеры, барышни, тетки крестниковъ разныхъ извстныхъ людей, артисты третьяго разбора, клубные знакомые, какой-то сбродъ съ борка и съ сосенки. Одни шли ради картъ, другіе ради пляски, третьи ради интрижки съ барышнями, четвертые ради ды и выпивки. Многіе были здсь, подобно мн, впервые; многіе, очевидно, были не только въ первый, но и въ послдній разъ. Вс почти спрашивали другъ у друга:

— А кто этотъ господинъ? А кто эта госпожа?

Общихъ разговоровъ, конечно, не было и въ помин, вс жались и церемонились, вс молчали и точно чего-то ждали. Наконецъ началась игра въ карты, танцы и чай, — почувствовалось оживленіе. Какой-то прикомандированный къ гвардіи армеецъ сталъ дирижировать танцами:

— Дамъ-занъ-аванъ! Шенъ-де-дамъ!

И пошло верченіе, топотъ, бряцаніе шпоръ. Кто-то на всю залу чихнулъ отъ поднявшейся пыли. Атмосфера длалась все душне и тяжеле. Изъ моей комнаты, какъ изъ трубы, валилъ дымъ въ залу, въ зал пахло керосиномъ, потомъ, гарью изъ кухни, дешевыми духами и помадами. Говоръ все усиливался, топотъ длался все отважне, все неистове гремла команда:

— Фетъ-ле-ронъ! Ранже-ву, месье?

Факельщикъ въ роли офиціанта съ ловкостью танцующаго на канат слона лавировалъ между гостями съ подносомъ наполненнымъ конфетами, яблоками, виноградомъ. Всего, было мало, всего недоставало, а тугъ какая-то старушка съ сладкой улыбочкой набирала въ платокъ гостинцевъ «для внучковъ»; тамъ какой-то беззубый господинъ съ орденомъ на ше, покачивая съ неудовольствіемъ головой, перещупывалъ вс яблоки, надавливая ихъ замаранными нюхательнымъ табакомъ нальцами, чтобы выбрать самое мягкое, и перебралъ вс конфеты, чтобы найти мене сладкую; въ третьемъ мст кто то упорно удержалъ офиціанта за рукавъ и сталъ сть съ подноса угощенія, не выпуская изъ рукъ своей жертвы, пока не набилъ непомрно прожорливаго рта сластями. Въ моей комнат уже кричали:

— Да вдь этакъ лапти только плести можно, а не въ карты играть! У меня какія-съ были карты? А вы съ чего ходили? Я вамъ что показалъ? Пики?

— Ну!

— А вы съ чего ходили? Съ трефъ?

— Ну!

— Да вы что прикидываетесь, что ли, невиннымъ-то?

— Ну, ну? Я вамъ говорю, что я показалъ пики-съ, пики-съ, а вы съ трефъ! Чортъ знаешь, что сдлали! И дернуло меня ссть Богъ всть съ кмъ!