Милые бездельники

— Пришла она къ нему, позвонила, говоритъ человку: «баринъ дома?» Человкъ усмхнулся, говоритъ: «дома-съ». Велла она его позвать и осталась ждать его въ зал. Тутъ только она услыхала звуки голосовъ въ другихъ комнатахъ, громкій хохотъ, звонъ посуды. Она испугалась, понявъ, что у Николаши гости. Но уходить было поздно, въ дверяхъ показался самъ Николаша съ салфеткой въ рук, весь раскраснвшійся, пошатывающійся.

— Это ты? — воскликнулъ онъ. — Что случилось? Какъ ты сюда попала!

— Ты такъ давно не былъ… я думала, — начала она съ смущеніи.

— А! Поглядть захотлось, какъ я живу… Не рано ли начинаешь шпіонить?

Онъ сдлалъ къ ней нсколько шаговъ, спотыкаясь на ходу, и засмялся:

— Ну, что-жъ, смотри… Хорошъ?.. Что-жъ, хорошъ, не хорошъ, а жить съ такимъ придется. Да. Только помни…

Онъ нахмурилъ брови и продолжалъ рзко:

— Я не желаю, чтобы за мной шпіонили!.. На помочахъ хотятъ водить… теперь уже… что же будетъ посл… я не ребенокъ… вс такъ живутъ… вс!..

Она поняла, что съ нимъ нельзя говорить, что нужно скоре уйти. Ее душили слезы.

— И что за манера: къ холостому мужчин ходить, къ жениху ходить? Что скажутъ люди: невста ходить къ жениху! Гд это видано? Я хочу, чтобы мою жену уважали, чтобы не говорили, что она сама шлялась ко мн невстой, вшалась на шею… И безъ того говорятъ, что меня пеленать жена будетъ! Да… Взнуздать и осдлать хотятъ…

Оля только вскрикнула:

— Довольно! Довольно!

Она. захлебываясь слезами, шатаясь, пошла къ выходу. За нею раздался смхъ нсколькихъ голосовъ пріятелей и пріятельницъ Николаши. Они изъ любопытства пробрались къ дверямъ залы, чтобы посмотрть, съ какой незнакомкой бесдуетъ хозяинъ. Обернувшись назадъ и увидавъ всю эту пьяную ватагу, Николаша сразу какъ бы отрезвлъ и крикнулъ:

— Подлецъ, подлецъ!

На другой день Николаши не стало: онъ наложилъ на себя руки.

Марья Ивановна, круто оборвавъ разсказъ, набожно перекрестилась.

* * *

— Ты бы расплакался, — продолжала Латкина, спустя минуту: — если бы теб показать письмо, написанное имъ передъ смертью Ол. Всю душу онъ излилъ въ немъ, писалъ, что онъ сознаетъ, что для такихъ людей, какъ онъ, нтъ исправленія, что нихъ нужно держать въ четырехъ стнахъ, въ тюрьм, чтобы они отстали отъ своихъ привычекъ, что его привычки приняли характеръ умопомшанія, и бороться съ ними уже нельзя, что онъ, женившись на Ол, не исправился бы, а только загубилъ бы и ее, такъ какъ она не была бы даже застрахована отъ оскорбленій. Поистин слезами все письмо было написано. Въ конц его просилъ онъ прощенія у нея, у всхъ насъ… А люди-то, люди-то что стали говорить, узнавъ о его caмоубійств. И подлецъ-то онъ, и негодяй-то, и отцеубійца. Господи, и посл смерти-то не пощадили его, не сжалились надъ нимъ. Вс, вс забросали грязью, обвинили…

— И только Ольга Александровна вынесла ему оправдательный приговоръ? — сказалъ я.

— Да, и она, и мы, то-есть я и Миша, — добавила старушка. — Но, врь мн, голубчикъ, на страшномъ судилищ не обвинителей, а оправдывающихъ услышитъ Господь!

Воцарилось на нсколько минутъ тяжелое молчаніе. Потомъ старушка, вздыхая и качая головой, тихо прошептала:

— Вотъ ужъ и полгода прошло посл его смерти, а Оля все еще не вполн успокоилась… Жду я, не дождусь, когда она опять повеселетъ, расцвтетъ… Миша не теряетъ надежды, бодро смотритъ на будущее… Что-жъ, можетъ-быть, Богъ и успокоить ее, будетъ она еще счастлива… Вдь Мишу-то она любить.

Черезъ нсколько минутъ на алле передъ террасой показались Михаилъ Петровичъ и Ольга Александровна. Они шли тихо, рука объ руку, она склонилась немного къ нему на плечо. Ихъ лица были невозмутимо спокойны и, какъ мн показалось, выражали полное счастіе. Можетъ-быть, они, эти два добрыя и честныя существа, договорились до послдняго желаннаго слова. Дай Богъ!

— И взгляни, что за пара! — тихо шепнула мн Латкина. — Они-то ужъ сумютъ быть счастливыми…