Милые бездельники

— Значитъ, двадцать четыре часа въ сутки и еще нсколько минутъ за одной и той же умственной работой, — пояснилъ онъ съ ироніей.

И, вынувъ изъ портсигара сигару, онъ заговорилъ уже совсмъ пренебрежительно:

— А еще умнымъ человкомъ слывешь и самъ себя умнымъ считаешь! Этакое самообольщеніе!

Я улыбнулся.

— Что же ты ругаешься? — спросилъ я.

— Да какъ же не ругаться! — отвтилъ онъ, закуривая сигару. — Вина не пьетъ, развлеченій избгаетъ, работаетъ безъ передышки и хочетъ быть здоровымъ!

— Но, дружище, — попробовалъ я возражать; но онъ не далъ мн договорить.

— И хороша должна выходить работа, исполняемая при такихъ условіяхъ! Ни энергіи, ни здоровья, ни ясности взглядовъ не можетъ быть въ ней. Я еще понимаю, если работать такъ, какъ я, спокойно, не горячась, не волнуясь, а то вы вдь и работаете, и нервничаете. При такомъ образ жизни могутъ развиться только безпредметное недовольство, апатія, пессимизмъ…

— А ты, милйшій, за оптимизмъ? — спросилъ я.

— Я за здоровье, — отвтилъ онъ коротко. — Однако, надо кончить выслушиванье.

Онъ отложилъ сигару и снова принялся выслушивать и выстукивать меня. Кончивъ эту работу, онъ опять взялъ сигару и развалился въ кресл. Я одлся.

— Ты коньякъ или ромъ больше любишь? — спросилъ онъ.

— Ни того, ни другого, — отвтилъ я.

— Очень дурной вкусъ или, лучше сказать, отсутствіе всякаго вкуса. Ну, такъ ты пей коньякъ. Если не хочешь такъ пить, пей съ молокомъ, какъ бабы пьютъ; прикажи сварить крпкаго кофе. Выпей пару чашекъ. Можешь тоже съ коньякомъ. Гуляй какъ можно больше и посл пошь ростбифу или…

— Ну, брать, мн некогда гулять; работа, — началъ я.

— Да, кстати! Работу ты брось на мсяцъ или на два… Лучше бы мсяца на три, на четыре…

Я широко открылъ глаза,

— Какая можетъ быть у тебя работа, пачкотня какая-нибудь, — продолжалъ онъ, какъ бы въ отвтъ на мой взглядъ.

— Ну, пачкотня или нтъ… — обиженно началъ я.

— Разумется, пачкотня, — уже настойчиво и утвердительно перебилъ онъ меня. — Что же порядочнаго можетъ сдлать совсмъ больной, потерявшій вс силы, страдающій малокровіемъ человкъ?

Я начиналъ сердиться; докторъ угадалъ: въ послднее время я больше рвалъ бумагу, чмъ исписывалъ ее: это меня крайне тревожило, тяготило, даже пугало; я сознавалъ, что я не могу ничего написать спокойно, не раздражаясь.

— Я согласенъ, — заговорилъ я:- что во время нездоровья пишется не такъ хорошо; но вдь не могу же я не работать. Это источникъ моего существованія.

На меня напало уныніе. Докторъ пожалъ плечами.

— Все равно, дрянь писать будешь — насидишься безъ хлба, — отвтилъ онъ.

По мн пробжала дрожь. Я уже нердко задумывался о томъ, что можно остаться безъ хлба. Что будетъ тогда?

— Да, но теперь у меня нтъ средствъ, — началъ я въ смущеніи.

Онъ окинулъ глазами комнату и разсмялся.

— Средствъ нтъ, а малахитовыя украшенія на письменномъ стол!

— Мн этл подарено, — сказалъ я, какъ бы оправдываясь.

Онъ взялъ одну изъ малахитовыхъ вещицъ, повертлъ ее передъ глазами и съ пренебреженіемъ положилъ снова на столъ.

— И ничего хорошаго нтъ, — проговорилъ онъ. — Именно дрянь, а между тмъ на то, что она стоитъ, не одну бутылку вина могъ бы купить…

Потомъ онъ взглянулъ на книги, на моихъ неизмнныхъ друзей, пережившихъ вс другія дружбы, кончающіяся всегда предательствомъ, если только преждевременная смерть не спасетъ отъ этого.

— Вонъ тоже книги въ какихъ нарядныхъ рубашкахъ! — продолжалъ Штуббе. — На балы собирался ихъ выводить, что ли? Или любишь и книгу-то только тогда, когда она принаряжена? И, врно, какая-нибудь роскошно-изданная чепуха! Продай! Поройся, такъ еще что-нибудь найдешь. Мебель — твоя? Да? Ну, а на что она теб? Нанимать можно квартиру и съ мебелью. Связать себя разнымъ хламомъ и удивляется, что съ такими оковами на рукахъ и ногахъ съ мста не можешь сдвинуться.

Меня это начинало злить.

— Да ты-то разв хуже обставился? — спросилъ я.

— Вонъ сравнилъ! — равнодушно отвтилъ докторъ. — Я еще думаю, что надо улучшить мою обстановку. Чмъ она лучше, тмъ больше платятъ. — У меня это въ расчеты входитъ…

Затмъ онъ перешелъ къ другой тем.

— И много ли теб нужно на путешествіе? Въ третьемъ класс дешево здить и для наблюдателя интересне. Въ городахъ, въ провинціи, врно, есть знакомые, гд можно даромъ прогостить недлю, другую, пока не надошь. Ну, а если нтъ, такъ въ провинціи и теперь еще можно дешево устроиться… Истратишь такимъ образомъ мало, а пріобртешь много: и здоровье, и способность снова писать…

Я опять хотлъ заговорить, но онъ остановилъ меня движеніемъ руки.

— Нтъ, я теб говорю вполн серьезно, что теб нужно ухать, говорю, какъ докторъ и какъ другъ и доброжелатель. Это нужно для твоего здоровья и, главнымъ образомъ, для твоихъ успховъ.

Штуббе на минуту остановился и потомъ мягкимъ тономъ, какъ бы боясь огорчить меня, прибавилъ:

— Ты, мой другъ, слишкомъ желчнымъ сталъ, на все смотришь мрачно, и потому все, что ты пишешь, — ты извини меня за откровенность! — является диссонансомъ въ нашемъ мір довольства и благополучія.

Я широко открылъ глаза.