В древнем мифологическом сознании главенствует идея судьбы, непосредственно образуя тот круг духовных ценностей, который определяет этос каждого народа. Судьбой в древнеславянском понимании наделяет человека верховное божество Род, оттого каждому «на роду написано». Человек является частицей рода, его судьба неотделима от общей, потому и называется «долей» или «участью». Фатальность бытия выражается старинным изречением «от судьбы не уйдешь», как не уйдешь от своего рода, от своей семьи, от своего «я», а значит — не минуешь своей участи, которая может статься как счастье или несчастье. Последующая христианизация Руси лишь освящает эту изначальную традицию, утверждая православную соборность как высшую ценность. Такое понимание судьбы сохраняется и поныне. В одной популярной песне поется: «Если радость на всех одна, то и беда одна». Или: «Когда ты счастлив сам — счастьем поделись с другим». Это почти дословное воспроизведение фразы византийского историка Прокопия Кесарийского о славянах: «у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим».
При этом идее судьбы противостоит идея личной свободы или воли, под которой зачастую подразумевается своеволие: «своя волюшка доводит до горькой долюшки». Начиная жить как ему любо, добрый молодец испытывает лишь злоключение («Повесть о Горе-злосчастии»). Свободная творческая инициатива осуждается как действие на собственное благо и одобряется как действие на благо всеобщее. Человек ощущает себя духовно свободным только тогда, когда творит по велению свыше, затем что воля Божия, как и воля властвующая, отождествляется с волею соборной, образуя царственную симфонию.
Иное понимание судьбы и свободы присуще древнегерманским племенам. У каждого племени, у каждого индивидуума наличествует своя судьба, что утверждается в знаменитом выражении «jedem das seine» (каждому свое). Человек также принадлежит роду, но родовой этос не мешает его свободной творческой инициативе. Он стремится осуществить свою судьбу, каковая может быть удачной и неудачной, счастливой и несчастной, но никак не является неким непреодолимым фатумом. Конечный итог зависит от волевых усилий человека, который мужественно выбирает свою участь. Так поступают герои германского эпоса и скандинавских саг.
Помимо прочего, судьба или удача имеет вещественные признаки. Она не кажется иллюзорной, но материализуется в неких предметах — золоте, одеждах, оружии. Количество предметов свидетельствует, в какой мере их владелец отмечен божественным знаком. С обретением этих предметов обретается и сопутствующая удача.
Христианизация на Западе, как и на Востоке, сопровождается своеобразным сочетанием старых и новых духовных ценностей. В России первенствующую роль играет традиционная идея божественного происхождения власти, которая господствует с призвания скандинавского конунга Рюрика и его викингов, именуемых русью. Единая воля великого русского князя, подчиняясь канонам германского понимания судьбы и свободы, со временем освящается идеей соборности и образует триаду: православие, самодержавие, народность.
На Западе подобное сочетание старых и новых духовных ценностей наблюдается в таком христианском вероучении как кальвинизм, созданном в первые годы Реформации. Жан Кальвин, опираясь на доктрину блаженного Августина об абсолютном предопределении, сопрягает ее с древнегерманской идеей судьбы, где избранный для вечного блаженства непременно отмечается божественным знаком счастья, удачи, успеха, материализуемым в виде конкретных ценностей. Кальвинизм (английский пуританизм, немецкий протестантизм) становится духовной сущностью нового образа жизни, нового образа хозяйствования, называемого капиталистическим.
Америка, некогда открытая викингами, в XVII веке заселяется английскими пуританами, жестоко преследуемыми на родине римо-католической церковью. Преображенная идея судьбы как успеха культивируется среди колонистов, которые постепенно приходят к осознанию собственных интересов. Эта идея непосредственно отражается в Декларации независимости США, где провозглашается американская триада: «все люди сотворены равными и все они наделены Создателем определенными неотчуждаемыми правами, к которым принадлежат жизнь, свобода, стремление к счастью». Знаменательно: к неотчуждаемым правам не относится собственность, ибо она не является самоцелью, но обретается на пути к успеху. При этом государственная власть служит исключительно священной идее судьбы, которая реализуется через свободную творческую инициативу: «Всякий раз, — указывается в Декларации, — когда какая-либо форма правления ведет к нарушению этих принципов, народ имеет право изменить или уничтожить ее и учредить новое правительство, основанное на таких началах, какие, по мнению народа, более всего способствуют его безопасности и счастью».